Мария, княгиня Ростовская
Шрифт:
— Нельзя медлить, княже! — посол, молодой рязанский боярин Феофан, не опустил голову, выдерживая взгляд великого князя. — Никак нельзя! Вот сколько есть войска, столько и послать! К тому же в Чернигов послан наш воевода Евпатий…
— Коловрат?
— Он, княже. Так что подмогу пришлёт нам князь Михаил…
— Да ой ли? — скептически усмехнулся князь Георгий.
— Пришлёт! — загорячился боярин. — Обещал ведь!
— Да ты на меня руками-то не маши, охолонь маленько, — вновь усмехнулся князь
— Тот поганый, что к нам попал, поначалу баял, будто полмиллиона. А когда правильно спросили его, правильную цифирь назвал — всего триста тысяч, это вместе со всяким сбродом небоеспособным.
Среди бояр произошло общее движение.
— Утешил… Ты считаешь, этого мало? — спросил князь. — А сколько народу выставит на стены рязанские князь Юрий?
Боярин Феодор помолчал, опустив глаза. Как сказать…
— Князь Юрий Ингваревич не хочет за стены Рязани прятаться. Не может он допустить разорения земли нашей. Хочет он в поле Батыгу встретить.
В горнице стало тихо.
— Князь Юрий вроде слабоумием не страдал, — подал голос князь Георгий.
Рязанец поднял глаза.
— Напрасно хулишь князя моего, Георгий Всеволодович. Сила немалая сейчас у нас. Всех собрал он под свои знамёна. Все пришли, тебя одного ждём.
— Ну спасибо, — откинулся на лавке князь Георгий.
Боярин Феофан помолчал. Придётся выкладывать последний козырь.
— Князь Юрий Ингваревич ещё передать велел — он согласен встать под твою руку. Токмо не медли.
Георгий Всеволодович тяжко вздохнул.
— Пустой то разговор, боярин.
— Да почему?
— Да потому! Покуда ты назад доскачешь, кончится всё. Даже ежели решился бы я послать дружину свою, опоздала бы подмога. А уж про черниговцев и речи нет.
Кони всхрапывали в предрассветной тишине, и храп этот, казалось, разносился за версту, ломая сонную неподвижность зимней чащобы. Но так только казалось — по прежнему опыту князь Юрий Ингваревич знал, что зимний лес гасит звуки не хуже меховой перины.
Князь взглянул налево — там стоял брат. Олег Красный держал шлем на сгибе локтя, не торопясь надеть на голову тяжёлое кованое железо. Толстый меховой подшлемник князь Олег снимать не стал, как и сам князь Юрий — утренний мороз явственно пощипывал, кусал за нос и щёки. Олег поймал взгляд брата, нервно улыбнулся. Князь Юрий ободряюще улыбнулся ему в ответ.
Чуть позади князя Юрия стояли другие князья. Князь оглядел их. Давид Ингваревич, Глеб Ингваревич, Роман и Олег Ингваревичи… Надёжа и опора земли Рязанской, её подлинные вожди.
Князь Всеволод Пронский подъехал на коне сзади.
— У нас всё готово, княже. Стали, где указано.
— Добро, Всеволод Михайлович, — отозвался князь Юрий. —
Князь Всеволод чуть кивнул. Конную разведку посылать было опасно, могли заметить, поэтому князь Юрий выслал вперёд пластунов. Неслышно, как змеи, подползут они к монгольскому лагерю, ничем не потревожив сладкий предрассветный сон поганых. Последний в их жизни сон, подумал князь Юрий. А может, наоборот? Может…
Тёмные еловые лапы раздвинулись, и перед князем возникли, как ниоткуда, две фигуры в белых заячьих тулупах и меховых же штанах. Самыми диковинными были шапки — тоже белые, заячьего меха, они закрывали лицо полностью, оставляя узкую щель для глаз.
Фигуры разом стянули свои шапки, обнаружив русые головы — один совсем ещё молодой, безбородый парнишка, второй мужик в возрасте, с окладистой бородой.
— Всё спокойно, княже. Спят поганые, тебя не ждут, похоже.
— Кони рассёдланы у них? — осведомился князь Юрий.
Разведчик постарше отрицательно мотнул головой.
— Кони осёдланы. Токмо у них ведь так всё время, княже…
— Что, всё время кони под седлом? — удивился князь.
— Почти всегда, княже. Расседлают, почистят коней, и опять седлают. Поганые же.
Юрий Ингваревич задумался. Не ловушка ли? А впрочем, выбора у него нет. Бату-хан подтянул отставшие обозы, и сегодня, должно быть, двинет свои полчища на Рязань. Атаковать же такую орду, движущуюся в походном порядке, с боевым охранением — дело безнадёжное. Ударить сейчас — их последний шанс…
Юрий Ингваревич натянул на голову тяжёлый шлем.
— Все по местам! Выступаем разом, по знаку моему!
Бату-хан сидел на ковре, расстеленном прямо на утоптанном снегу у входа в шатёр, и всей грудью вдыхал морозный воздух, пахнувший сегодня как-то особенно, щекочуще-пряно. Бату-хан уже знал этот запах. Запах грядущей великой битвы, самый сладкий из всех…
Старый Сыбудай, как обычно, находившийся подле своего повелителя и воспитанника, сидел неподвижно, точно буддистская статуя, засунув руки в рукава своего халата. Бату-хан искоса глянул на своего наставника — халат стал ещё жирнее, сбоку появилась ещё прореха…
— Подарить тебе халат, мой Сыбудай? — насмешливо осведомился Бату-хан.
— У меня две повозки халатов, — невозмутимо ответил Сыбудай, не меняя позы. — Я привык к этому.
К шатру Повелителя Вселенной подскакал всадник, здоровенный монгол, на ходу соскочил с коня, пал ниц пред Повелителем. Не совсем, впрочем, ниц — это был шурин Бату-хана, и он мог позволить себе некоторую вольность.
— Что там, Хостоврул? — осведомился у шурина Бату-хан.
Монгол выпрямился, сидя на подогнутых под себя ногах — вроде и на коленях, а вроде и нет…