Мария Магдалина (др. перевод)
Шрифт:
Мало-помалу она успокоилась. Сбившиеся ее волосы залили тело золотой волной, ритмично заколыхалась успокоенная грудь, и она погрузилась в глубокий сон.
– Вставай, Мария! – услыхала она на закате голос Никодима. – Пора отправляться в путь. По песку ты пойдешь босиком, а то ножки твои в наших сандалиях будут выглядеть, точно в лодках… Ты наденешь пока мой плащ, а в Фекоа мы купим тебе приличное платье и обувь.
Мария вздрогнула, присела на плаще, на котором спала, и долго всматривалась в лицо
– Никодим, – проговорила она после долгого молчания, еще полусонная, – оставьте меня, мне здесь хорошо… Мне трудно возвращаться к шуму жизни…
– Мария, – строго перебил ее Никодим, – и ты это говоришь, ты, возлюбленная господом, ты отречешься от его дела! Видно, что ты не знаешь, что творится кругом. Слушай же, посев учителя растет и ширится; он тяжело принимается среди народа Израильского, но обильно разрастается среди язычников. Его общины существуют уже во всех уголках земли…
– Как это его? Разве он является в этих общинах? – оживилась Мария.
– В некоторых его как будто бы видели… Так, по крайней мере, говорят.
– Во плоти или в виде бледной тени? – лихорадочно впилась она в его глаза.
– Не знаю, сам я его не видел, а апостол наш слышал только его голос.
Мария уставилась глазами в пространство, тихо вздохнула, закуталась в плащ и пошла вперед.
На западе догорало пурпурное солнце, окруженное веером ярких лучей, и ниспадающие на поверхность плаща всклокоченные волосы Марии, казалось, пылали в их пламени, как раскаленные угли.
– Эта женщина светит нам, как столп Моисеев, когда он вел народ из Египта, – проговорил, следуя за ней взором, Тимофей.
– Она выглядит, как богиня Эос, – заметил грек.
– Нет никаких богинь, – строго заметил Никодим, – есть один только предвечный бог и сын его Христос.
– Я только так, для сравнения, – оправдывался смущенно Стефан.
Солнце между тем погасло вдруг, точно сразу утонув куда-то в бездну. Поверхность пустыни стала серой, на мгновение окуталась тьмой, а потом вся облилась серебристым сиянием взошедшей полной луны.
– Хорошо будет идти, вся Селена вышла из океана, а вчера еще она смотрела на нас лишь искоса; это красавица дочь Гипериона, она изнывает всегда от любви к убегающему от нее солнцу, – восторгался Стефан.
Никодим поморщился, огорченный, что все его укоризны не действуют, и Стефан, хотя давно принявший крещение и горячий поборник Иисуса, не может оторваться всецело от своей прежней веры в богов.
Тимофей укоризненно посмотрел на грека, но, видя, что диакон не корит его, тоже ничего не сказал.
Они молча следовали за Марией, которая шла быстро, не оглядываясь, точно она была одна.
Среди глубокой тишины они услыхали вдруг ее горячий шепот, пламенные, нежные вздохи
Встревоженные ее странным поведением, они сомкнулись теснее и вдруг увидели, что от ее шагов на песке остаются небольшие влажные следы. Никодим наклонился и увидел, что это кровь.
– Мария, остановись! – крикнул он ей. – Ты наступила, вероятно, на какой-нибудь острый камень; присядь, мы перевяжем тебе ногу.
Но она продолжала идти вперед, точно находясь во власти какой-то чужой силы; а когда они догнали ее и остановили, она окинула их туманным, ничего не видящим взором, губы ее стали нервно подергиваться, и она промолвила жалобным голосом:
– Идите, идите своей дорогой, – и крепко прижала к губам обе окровавленные руки, причем плащ ее спустился, и они с ужасом увидали, что левая грудь ее облита кровью, капающей с боку на бедро.
– Что с тобой, Мария, скажи, ради бога? – Никодим в испуге сорвал с себя льняную тунику и стал разрывать на полосы, чтоб перевязать раны.
Но Мария порывисто отстранила его.
– Не притрагивайся ко мне, – торопливо проговорила она. – Разве вы не видите, что это не мои раны, а моего возлюбленного учителя, что это струится не моя, а его сладостная кровь. – И глаза ее стали тихими, ясными, а лицо бесконечно блаженным.
При этих словах все обомлели.
Никодим стоял с минуту в оцепенении, потом вдруг побледнел, бросился на колени и, протягивая руки в небу, воскликнул с воодушевлением:
– Воистину она говорит правду! Это святая женщина! Точь-в-точь такие раны были у него, когда мы его сняли с креста.
Ученики же, потрясенные зрелищем, пали ниц.
Мария равнодушно посмотрела на них, повернулась и пошла дальше.
Она была уже довольно далеко, когда ученики встали и нерешительно, с трепетом испуга, осмелились взглянуть на изменившееся лицо диакона.
Несколько минут длилось торжественное молчание. Наконец Никодим очнулся от своей глубокой задумчивости, развел руками, показывая, что не знает, что ему предпринять, и проговорил:
– Что теперь делать? Не подобает ведь, чтоб эта святая кровь проливалась по дорогам, по которым ходят люди.
– Мы переждем в Энегдале, может быть, это пройдет, – высказался Тимофей.
– Предположим, что и так, – этого ведь действительно не было прежде, когда мы ее нашли, – но что сейчас пока делать?
– Я заметил тогда, – заявил наблюдательный грек, – на ее ногах какие-то огненные знаки, но они были тогда сухие. Это, наверное, Селена, которая заставляет лунатиков бродить по ночам, открыла ее раны.
– Возможно, но как же нам оставить здесь эту кровь, где ее могут святотатственно попрать безбожные люди и осквернить бродящие шакалы?