Мария, тайная жена
Шрифт:
Возле дороги раскинулась небольшая поляна с густой мягкой травой. Махнув в ту сторону рукой, шотландец проговорил:
— Почему бы нам не присесть, красавица?
И пока она, приподняв подол платья, устраивалась на бугорке, де Мобре не сводил с нее глаз.
— Разве вы не собираетесь осмотреть свою лошадь и выяснить, отчего она захромала? — спросила Жюли.
— Вероятно, конь нуждается лишь в непродолжительном покое, — ответил де Мобре. — Он не мой, я нанял его у одного колониста в Сен-Пьере, чтобы добраться до усадьбы мадам де Сент-Андре. Если конь отдохнет, то я смогу вернуть его
Оба рассмеялись. У кустарников де Мобре сорвал цветок и, вернувшись, сел рядом с девушкой.
— Знаешь, я завидую тебе, моя дорогая, — сказал он через некоторое время. — Да, я действительно завидую. Ты живешь в чудесном доме с прекрасным садом, где так мирно и спокойно. Я, вероятно, тоже чувствовал бы себя здесь счастливым.
Жюли коротко взглянула на него, озорно и лукаво.
— И вы попросили бы мою госпожу помочь вам обрести счастье?
— Хорошая мысль, — откликнулся де Мобре, загадочно улыбнувшись. — Твоя госпожа просто очаровательна. Но если я, предположим, остался бы жить в Шато, ты согласилась бы дополнить мое счастье?
— Пожалуй, но, по-моему, вам вполне хватит одной госпожи.
— Кто знает. Может, хватит, а может, и нет, — ответил молодой человек, как бы размышляя.
— Но в любом случае вы не смогли бы здесь долго прожить, — заметила девушка рассудительно. — Не думаю, что генерал пробудет в плену до конца дней своих, и верю в его скорое возвращение. А тогда у госпожи уже будет меньше свободного времени.
— А она активно использует нынешнюю свою свободу?
— Насколько мне известно, — ответила Жюли, хихикнув, — впервые с вами!
— В самом деле? А когда я вчера подъехал, то увидел ее в объятиях губернатора!
— Лапьерье?! — воскликнула Жюли, звонко расхохотавшись. — Что за фантазия! Лапьерье? Не может быть, иначе бы я знала. Он не в состоянии пробраться в усадьбу втихомолку, незаметно для меня.
— Но положение, в каком я их застал, не оставляет места сомнениям… Он держал мадам де Сент-Андре вот так… как я сейчас обнимаю тебя за талию… Затем он прижал ее к себе — вот так!
Все еще влажными от поцелуев Жюли губами де Мобре спросил:
— Как тебе это нравится?
— Поцелуи еще ничего не значат, поется в песне. Вам она известна?
— Ну, да… А потом губернатор проделывал следующее…
И снова сэр Реджинальд де Мобре поцеловал девушку в губы и одновременно проскользнул многоопытной рукой под нижнюю кромку платья, где принялся смело исследовать особенности строения прелестной девичьей фигуры. Внезапно она обвила руками шею Реджинальда, охваченная неудержимым желанием, которое он пробудил в ней своей игрой.
Горячность, с которой Жюли отвечала на его нежность, подхлестывалась сознанием, что таким путем она берет у госпожи своего рода реванш — хотя и сохраняя привязанность к Марии — и одновременно, пользуясь ласками одного и того же любовника, как бы уравнивается с ней.
Де Мобре, очевидно, не впервые развлекался с девицей на дорожной обочине. Все было до мелочей отработано. Подняв Жюли привычным движением сильных рук, он положил ее таким образом, что голова девушки покоилась на бугорке. Жюли не сопротивлялась, а предоставила ему делать с собой все,
И вот она лежала совсем нагой, белая кожа ослепительно сверкала в ярких лучах солнца. Де Мобре, отступив на шаг, смотрел на Жюли взглядом изголодавшегося человека, взирающего на жареного каплуна. Девушка нравилась ему, была в его вкусе, хотя и отличалась от Марии своим телосложением, отношением к мимолетному приключению и полным подчинением кавалеру. Этого различия было вполне достаточно, чтобы возбудить в нем мужской пыл.
Не спеша де Мобре начал раздеваться и избавился сперва от пистолетов, шпаги и широкого кожаного пояса. Каждый предмет своего гардероба он аккуратно складывал возле одежды Жюли с видом человека, который придает большое значение порядку и знает, что все нужно делать правильно и вовремя. Точно так же он поступил с камзолом и кружевным воротником.
В конце концов Жюли, чья чувственность реагировала на солнечный жар почти с такой же силой, как на ласки Реджинальда, начала стыдиться своей наготы и воскликнула:
— О, сударь, какое у вас сложится мнение обо мне! И у госпожи… если она догадается…
— Госпожа — как ты ее называешь — никогда не догадается, — успокоил девушку де Мобре, снимая рубашку и обнажая широкие плечи и мощную мускулатуру. — А что касается моего мнения о тебе, то ты сейчас его узнаешь. К этому обязывает меня мой долг кавалера — шотландского кавалера то есть.
С этими словами де Мобре опустился на траву около Жюли. Приподнявшись на локте, он положил руку ей на грудь и стал нежно поглаживать.
— Меня удивляет одно, — заговорил он, словно размышляя вслух, — я еще не встречал женщины, которая распознала бы, какой я есть на самом деле… Ни одна не разгадала моей истинной сути, не поняла моей души! Правда, для этого у них никогда не было достаточно времени.
— Эти же слова вы говорили и госпоже?
— Я говорю их каждой женщине, моя дорогая. Всем без исключения. Но они мне не верят! Быть может, они полагают, что я шучу?
Теперь уж он навалился на девушку всем телом. Неровности грунта больно вдавливались ей в спину и сотни колючих растений терзали ее кожу.
Когда Реджинальд де Мобре и Жюли, спустившись с холма, расстались, не доезжая до Сен-Пьера, оба пребывали в блаженном состоянии, которое явилось результатом приятного утомления. Потом Жюли поехала по направлению к реке Пере, а де Мобре — к дому колониста, чтобы вернуть хозяину лошадь, которая, отдохнув, действительно больше не хромала. Прежде чем скрыться за поворотом дороги, де Мобре обернулся и, приподняв шляпу, с изысканным изяществом поклонился Жюли.