Марийкино детство

Бродская Дина Леонтьевна

Марийка боялась доктора. Он никогда на неё не кричал, но если он входил в кухню в то время, когда девочка ела, то у неё кусок застревал в горле. Один раз она слышала, как старая Мануйлиха сказала доктору:

– Твои прислуги тебя обжирают. Держишь кухарку с ребёнком, точно какой помещик.

Поэтому за обедом Марийка всегда торопилась. Она обжигалась горячим супом и давилась неразжёванными кусками. Она боялась, что доктор войдёт в кухню и увидит, как много она ест.

– Да ешь ты толком! – кричала на неё мать. – Ведь не краденое…

Марийка начинала жевать медленнее, но она так

привыкла есть второпях, что куски сами проскакивали ей в горло.

– Не ребёнок, а живоглот, – говорила Поля.

Не одна Марийка боялась доктора. Все в доме побаивались его. Даже упрямая Лора не смела при нём капризничать.

Лора часто хныкала по утрам и ни за что не хотела завтракать. Тогда заходил в детскую доктор и спокойно говорил:

– Если Лорочка любит своего папу, то она выпьет молоко.

Лора хмурилась, гримасничала, но всё-таки опускала нос в кружку.

– Кушай, Лорочка, кушай, – приговаривала Катерина.

Но стоило доктору перешагнуть порог, как Лора опять начинала фыркать и выплёвывать пенки. Набив полный рот яичницей или гренками, она мотала головой и отталкивала лбом ложку, которую протягивала ей Катерина. Будто столбняк какой-то находил на неё. Откусит большой кусок булки с маслом, но не глотает его, а сидит полчаса с раздутой щекой, уставившись в одну точку. Однажды утром Катерина чистила ей зубы и, всунув в рот зубную щётку, вытащила наружу кусок колбасы, пролежавший у Лоры за щекой целую ночь. Случалось и так: Лора заявляла, что она ни за что не станет есть, пока не позовут Марийку. Марийку звали в детскую и усаживали рядом с Лорой за маленьким столиком.

Когда Марийка сидела рядом, Лора начинала жевать быстрее.

ДОМ НА ГУБЕРНАТОРСКОЙ

Марийка сидит на корточках возле раскрытой кухонной двери и чистит ножи тёртым кирпичом. Она видит перед собой длинный двор, залитый солнцем, двухэтажные флигеля, обсаженные акациями, а в конце двора большую лужайку или «полянку», как все называют её.

На полянке колышется высокая, по пояс, густая трава, а репейник даже выше Марийкиного роста. На полянке хорошо играть в прятки или гоняться за стрекозами и красненькими божьими коровками.

В этот ранний час двор ещё пуст. Только старый дворник, Машкин дедушка, красит скамейки в зелёную краску да две няньки с младенцами сидят на соседнем крыльце.

Но вот на окнах поднимаются шторы, из подъездов выбегают ребята. Горничная вытряхивает ковры, бублишница Хана проносит на плече корзину с горячими бубликами.

Машкин дядя, недавно-приехавший из деревни, пятнадцатилетний Василько вытаскивает из подвала длинный, похожий на змею шланг и начинает поливать двор.

Высоко вверх бьёт водяная струя, шуршат по листьям и сверкают на солнце брызги. Василько нравится смотреть, как играет вода, с напором вырывающаяся из узкого, тесного шланга; то он направит струю вверх фонтаном и в воздухе запахнет сыростью и прибитой пылью, то начнёт поливать мостовую завитушками и кренделями, обливая по пути старую белую клячу, запряжённую в телегу с дровами.

Кляча покорно стоит под потоками холодной воды, только испуганно мигает белёсыми ресницами, а вокруг бегают мальчишки, хохочут и

стараются попасть под водяную струю.

На чёрном крыльце появляется Лора. Она доедает кусок булки с мёдом. Катерина догоняет её, чтобы застегнуть на ней передник.

– Марийка, пойдём играть с девочками! – кричит Лора и пробегает мимо Марийки на полянку.

Там собралось уже много детей: нарядная Ляля с огромным, похожим на пропеллер бантом в волосах, Володька из 35-го номера, белокурая длинноносая Ванда Шамборская. Они играют в «короля», и Марийка слышит, как Лора говорит мальчику Маре, который живёт во втором этаже:

– Здравствуйте, король!

– Здравствуйте, милые дети, – сонно отвечает толстый Мара. – Где вы были, что вы делали?

– Были в саду, а что делали – угадай! – хором отвечают дети и начинают подпрыгивать вверх, хватая горстями воздух.

«Рвали вишни», – думает Марийка и, зажав в руке воняющий селёдкой нож, следит за игрой. Мара-король морщит лоб и надувает щёки – он никак не может отгадать.

Король соображает медленно, и все дети успевают разбежаться в разные стороны. Марийке тоже хочется поиграть в «короля». Она могла бы такое задумать, чего никто бы не разгадал, – что там дурацкие вишни! Можно придумать, будто вертишь мясорубку, жаришь картофель иди вытаскиваешь у больного занозу из пальца, или. завиваешь волосы щипцами, или едешь на велосипеде… Но Марийке надо вычистить ещё шестью ножей и восемь вилок, воняющих селёдкой. А это не так-то просто. Марийка наклоняет голову так, что волосы падают ей на глаза, и начинает изо всех сил тереть кирпичом ножи.

Она трёт и трёт, а сама то и дело поглядывает украдкой на полянку.

Из дворницкой выходит Машка с банкой в руках. Она идёт в лавочку Фельдмана за солёными огурцами. По пути она останавливается возле Марийки и несколько минут стоит молча, широко расставив ноги и прижав к груди стеклянную банку.

– Чистишь? – говорит она, наконец. – Кирпичом? А я чищу землёй… Ишь, разорались, делать им нечего! – добавляет она, кивнув на полянку.

– Подожди меня, – просит Марийка, – мне тоже надо в лавочку, за перцем.

Лавчонка старого Фельдмана помещается тут же, во дворе. Марийка и Машка входят с чёрного хода. В сенях, заваленных бочками и ящиками, жена Фельдмана, худая замученная старуха, стирает бельё. В полутёмной лавчонке пахнет селёдками, корицей и туалетным мылом. Веники, нанизанные на верёвку, висят пышной гирляндой под потолком. Перед прилавком толпятся дети из соседних домов: они покупают леденцы и переводные картинки.

Лавочник – длинный тощий старик в жилетке и чёрной шёлковой шапочке.

Он охает и кряхтит, когда ему приходится доставать с верхних полок железные банки с леденцами.

Дрожащей, сморщенной рукой лавочник вынимает из банок леденцы: туфельки, рыб и бабочек – все ядовитого розового цвета. Он разрезает ножницами листы переводных картинок, раздаёт их детям и у каждого спрашивает, сколько ему лет.

– А тебе сколько лет? – спрашивает он у Марийки, протягивая ей пакетик с перцем.

– Восемьдесят! – отвечает Марийка и смеётся, подмигнув Машке.

Ей надоело каждый раз говорить лавочнику, что ей восемь лет.