Марк Аврелий. Золотые сумерки
Шрифт:
В следующее мгновение он услышал шорох. Бебий приподнял голову, разглядел в дверном проеме неясную светлую фигуру.
— Кто это? — шепотом спросил он.
Ответ был так же тих.
— Я, Марция.
Голосок ее дрожал.
Бебий рывком сел на ложе. Дыхание перехватило, он с трудом проглотил комок в горле.
— Что тебе?
— Евбен прислал, ему ваша матушка приказала.
— То есть? — не понял сначала Бебий, потом словно горячей волной ударило. Не прошло и минуты как ему нестерпимо захотелось женщину.
— Подойди, — хрипло выговорил он.
Фигура приблизилась,
— Марция, если это только по приказу матушки?..
Она промолчала.
— Я тебе противен?
— Нет, господин.
— Тогда иди сюда.
Он грубо привлек ее к себе, взгромоздил на ложе, откинул покрывало. Марция задышала тяжело, покорно. Бебий уже не мог совладать с собой. Как только оказался в ней — с трудом, с нескольких попыток — вдруг осознал, что она девственница, а вот даже не вскрикнула…
Потом некоторое время Бебий лежал с Марцией в обнимку. У него отчаянно кружилась голова. Он так и сказал:
— У меня голова кружится.
— У меня тоже, — робко призналась Марция.
— Тебе больно?
— Чуть — чуть.
— Я еще хочу.
Она помолчала, потом едва слышно шепнула.
— Я тоже.
Насытившись, опять долго лежали в обнимку, не пытались отодвинуться. Наконец, Бебий снял с себя ее руку, сел.
— Ты куда, господин? — спросила Марция.
— Пить хочу.
— Я принесу, господин.
— Я и сам могу принести, — усмехнулся Бебий. — Вот что, больше не зови меня господином… по крайней мере, здесь, на ложе. На людях другое дело. У меня имя есть.
— Хорошо, Бебий.
— Вот так-то.
Он встал, в темноте нащупал столик, на нем кувшин. Отхлебнул. В кувшине была чистая вода. Бебий усмехнулся — узнаю матушку. Сурова, проста. Повернулся в сторону ложа. Марция перевернулась на бок и на льняных простынях отчетливо посвечивало ее тело. Было оно цвета густой сметаны.
Бебий некоторое время смотрел на нее — не мог справиться с умилением, прихлынувшей благодарностью, которое вдруг почувствовал к этому теплому, мягко очерченному темнотой божественному сосуду, к ладной головке, к длинным шелковистым локонам, к крупным точкам сосцов, к мыску внизу живота. Наконец, сдерживая дыхание, спросил:
— Что-нибудь хочешь?
— Миндальное пирожное, — робко откликнулась Марция.
— Сейчас принесу. Где оно лежит?
— В триклинии, на столике у входа
Он принес ей весь поднос, гладил ей спину, пока она лакомилась сладостями. Наконец она облизала пальчики, повернулась к нему, вопросительно глянула. Смотрела некоторое время, потом сама в первый раз робко просунула руки ему за шею, притянула к себе и ловко повалила на себя.
Бебий даже застонал от удовольствия, когда вновь овладел ею. Теперь в их страсти появилось что-то новое, отличное от тех минут, что испытали только что. Что-то похожее на душевную привязанность, полет.
В полдень следующего дня Матидия мягко укорила сына за пренебрежение обязанностями трибуна.
— Сейчас, — предупредила она, — самое время отправиться в дом Тиберия. В первый день пребывания императора
Бебий легкомысленно отмахнулся.
— Насколько мне известно, сегодня Марку не до государственных дел. Как болтают в когортах наши доморощенные философы из солдат, наш император очень соскучился по женушке.
Матидия многозначительно усмехнулась.
— Ты не знаешь Марка. Женушка женушкой, но на уме у него, прежде всего, государственные дела. Ты мог бы посетить дом принцепса, повертеться у него на глазах. Мало ли в чем возникнет нужда.
— Матушка, — также многозначительно усмехнулся молодой человек, — если ты полагаешь, что я слеп и глух, если намекаешь, что я потерял голову, ты ошибаешься. Поверь, я знаю Марка. Сегодня во дворце Тиберия и без меня будет достаточно желающих услужить императору. Мне через них не протолкнуться. Это на войне, на лагерном претории, охотников повертеться на глазах у императора как раз столько, сколько требуется для дела. В Риме не так. Знаешь ли, в чем беда тех, кто сегодня поспешит во дворец? В том, что их число не совпадет с количеством желаний, высказываемых принцепсом. Пропорция примерно такая — одно желание на сотню стремящихся услужить.
Матидия пожала плечами.
— Как знаешь.
Глава 5
Трудно сказать, правильно ли Бебий младший подсчитал соотношение потребностей Марка и число желающих повертеться на глазах у императора и мечтающих исполнить его волю, однако предсказание Матидии насчет «толп» просителей, которые якобы в день триумфа заполнят коридоры дворца, оказалось безусловно ошибочным. В тот вечер, а также и на следующий день дворец выглядел особенно пустынным. Факелов, свечей, ламп с фитилями, пропитанными маслом, не счесть — света много, а дворцовой челяди, рабов, придворных, гостей, посетителей, прихлебателей, вольноотпущенников и императорских клиентов раз, два и обчелся.
Об этом позаботился Александр Платоник, заранее побеспокоившийся о том, чтобы не нарушать первые сутки пребывания принцепса в родном доме лишней суетой, глупыми славословиями, восхвалениями, просьбами, претензиями, разбором ссор и прочей городской шелухой, которая была так ненавистна Марку. Личный секретарь принцепса за несколько дней до триумфа намекнул вольноотпущеннику Агаклиту, заведовавшему канцелярией императора, что всякие неотложные дела, тем более ходатайства магистратов и частных лиц должны приниматься в дальнем крыле дворца, подальше от личных покоев императора. При этом все подручные Агаклита должны пребывать на рабочих местах, а сам он должен быть готов представить любые документы в любое время суток, вызвать во дворец того или иного чиновника, не медля отослать в провинции гонцов. Провести кого-нибудь на половину господина может только он, личный секретарь властителя, либо Феодот, чьи действия никем не могут быть оспорены или пресечены и от которого никто не смеет требовать отчета.