Марькина муза
Шрифт:
Марик как-то отлипает от стены. Шаркает в ванную, пьет воду прямо из-под крана. Пьет, пьет. И ни о чем не думает. Идет к себе. Ложится.
Скользят по потолку тени, чуть поблескивают в темноте глянцевитые постеры. Голосов с кухни почти не слышно... Тишина. Пустота. И только в голове считает, пощелкивая: ити, ни, сан, си, го, року, сити...
Где-то далеко-далеко, в каменном дворике академии ниндзя. Щелкает скакалка, мышцы работают слаженно, дыхание в такт: ити, ни, сан, си, го...
Боли нет. Только щелчки, счет, предельная сосредоточенность.
Это
Дышать в такт. Считать. Ити, ни, сан, си...
– А что ты лисуешь?
– Не знаю... Закончу - покажу.
Лилька, против обыкновения, отлипает сразу. Даже из комнаты выходит.
Спустя какое-то время Марик зовет ее сам.
– Вот. Слушай. В давние времена жили-были король с королевой. Король был отважен и мудр. Он придумал, как построить волшебную хрустальную башню, которая заставляла все машины в его королевстве работать хорошо и никогда не ломаться. А королева тоже была умной и еще - сказочно красивой. У нее были волшебные медные волосы, которые светились во тьме, как маяк, и указывали заблудившимся путникам дорогу. Король с королевой очень любили друг друга и были счастливы, и все в их королевстве шло хорошо. Но однажды налетел страшный ураган и сломал хрустальную башню. А новой такой же король построить уже не смог...
Лилька слушает, разинув рот. А Марик говорит торопливо, словно боясь, что она его прервет, боясь остановиться...
– ...И тогда королева срезала свои чудесные медные локоны, надела доспехи и вышла на битву - одна против целого полчища врагов. Она разила их копьем и мечом, и с каждым ударом враги содрогались и отступали, пока не бежали с позором. Но когда королева обернулась с надеждой, то увидела, что любимый муж ее так и не смог освободиться от ужасного заклятья, что поразило его. Черное колдовство иссушило сердце, погасило огонь в глазах. Не восстал король, и никаким мечом не рассечь было чар, что его сковали... И королеве ничего не оставалось, как остаться защищать королевство одной.
– А дальше?
– выдыхает Лилька потрясенно.
– А дальше я еще не придумал. Это будет продолжение. Следующая книжка, ясно?
Марик отводит взгляд. Кончилось. Рассеялось. Да и что это было? Ну, метафора. Сказка. А если бы он придумал счастливый конец - что-то изменилось бы?..
Но нет, менялось. Ломалось с почти слышимым хрустом, как старая короста, как ставшая тесной оболочка.
Сперва он не захлопнул поспешно тетрадь, где рисовал тайком на уроке. Не показывал специально, просто сдержал привычное пугливое движение. И сосед с задней парты, сунувший нос, - увидел. Крякнул удивленно:
– Фигасе!
Минуту спустя тетрадь пошла по рукам.
– Освенцим, да ты, выходит, нормальный?
– Глянь-ка, а похоже! И Саскэ, и Наруто, и Сакура.
– Да он срисовал откуда-нибудь...
– Чо срисовал, дурак! Я ж видел, как чирикал сидел весь урок!
– Класс!
– Прям художник, блин!
Марика словно кипятком обдавало. Невыносимо хотелось сорваться и бежать, бежать. Он не знал,
– Слушь, Освенцим, а ты можешь Сакуру нарисовать... ну, голую?
Ити, ни, сан.
Марик молча взял тетрадь, карандаш. Внутри все дребезжало, как желе, но рука не дрожала. Скользила сама - уверенно, четко. Странная рука... И когда только научилась? Ведь прежде ему голых девок рисовать и в голову не приходило...
– Ого!
– Ну-ка, ну-ка!
– А мне такую же сбацаешь? Только в другой позе... Ну, такой вот...
– Ха-ха-ха!
Марик все же не вытерпел. Вскочил - сгорая, изнемогая. Рванулся вон. В каком-то идиотском порыве ляпнул:
– Сумимасэн...
(Извините...)
Прежде сочли бы за придурь. Но теперь засмеялись скорее одобрительно. Запереглядывались: ну надо ж! А парень-то прям всерьез фанатеет! Круто!
Короста трещала, сползала, и новое, что прорывалось из нее, было уже не сдержать. Марика распрямляло, как сжатую до предела пружину, несло, вело и перло.
Мама уж и не знала, радоваться ей или тащить его к мозгоправам...
Марик рисовал ночи напролет, до красных глаз, до обморока. При этом умудрялся еще кое-как учиться. Но это пока было неважно. Только безумный, жадный порыв, хлещущие через край идеи. Он превратил всех ребят класса в героев комикса и придумывал им тайные миссии, битвы с инопланетянами, комичные сценки. Бред полный, но шло на ура.
Миг его триумфа настал, когда один парень в классе - из вредности ли, из зависти - как-то выхватил у него пару очередных рисунков. Стал крутить перед лицом, дразня. Скомкал, отшвырнул...
И вдруг грянула буря.
Сразу пять или семь ребят бросились на осквернителя. Повалили и принялись лупить, крича:
– Урод! Это же про нас! Про нас, блин, комикс!
Марика пронзило так, что слезы навернулись. Никакая сломанная рука не сравнится... Не в силах ни бежать, ни дышать, ни вообще продолжать существовать, он вдруг завопил дурным ором:
– Ксо яро! Тикусёмо! Дзаккэнаё!!!
В жизни такого себе не позволял...
Но Наруто ведь мог. Запросто. И покрепче выдавал...
За следующие пару лет Марик вырос на тридцать четыре сантиметра, а к концу школы был на голову выше всех в классе. Макаронина. Гены не обманешь.
Поступил в МАрхИ, на градостроительное, и преподавателям еще немало предстояло с ним побиться: и из-за совершенно дикой техники рисунка, и из-за вздорного характера.
Чуда, конечно, не произошло: Марк-старший из праха не восстал. Работал в какой-то котельной, выпивал - но уже поменьше. Иногда и мячик в кольцо выходил покидать, вспомнить молодость, когда играл в институтской сборной центрфорвардом. Успехами сына гордился безмерно. Да и дочурка радовала: увлеклась бальными танцами и порхала бабочкой, маленькой Кометой. И уж на ее выступления Марк-старший всегда являлся трезвым и в приличном костюме. Любовался, забывался. Ловил короткие улыбки своей бывшей - моложавой, деловой, вечно спешащей. И это тоже грело сердце, придавало жизни смысл.
Выходит, и от комиксов польза бывает. Если вдуматься-то.