Маркитант Его Величества

Гладкий Виталий Дмитриевич

Кара-Мустафа-паша внимал речам льстеца с невозмутимым видом. Он не верил никому и ничему, иногда даже своим мыслям, которые прятал не только от окружающих, но даже от себя самого. Потому и достиг сияющих высот в Османской империи, несмотря на свое незнатное происхождение. Он родился в 1634 году в Мерзифоне в простой турецкой семье от матери-гречанки и был усыновлен могущественным родом Кёпрюлю, имевшим албанские корни. Кара-Мустафа стал садразамом – великим визирем – в сорок один год, заменив на этом посту скоропостижно скончавшегося Фазыл-Ахмед-пашу, своего сводного брата.

Великий визирь размышлял: свои ли соображения выкладывает ему Лаз-Мустафа? Ведь реис-уль-кюттаб должен понимать, что значит пойти

против воли султана. Но вот в чем вопрос – уж не сам ли султан намекнул начальнику писарей дивана о своем желании завоевать Священную Римскую империю? И что начать нужно не с каких-то незначительных крепостей, а с Вены?

Вполне возможно Лаз-Мустафа общается с Мехмедом гораздо чаще, чем остальные придворные. Султан особо любил две вещи – издавать свои многочисленные фирманы (он считал себя правителем, отмеченным печатью великой мудрости) и охотиться, за что получил прозвище Авджи (Охотник). Впрочем, Мехмед был удачлив не только на охоте, но и на воинском поприще. В 1672 году султан лично возглавил войско и двинулся на Польшу. Четыре года кровопролитных сражений и мирных переговоров привели к тому, что Речь Посполита оставила за Османской империей Подолье. Кроме того, Мехмед нашел сильного союзника в лице гетмана Дорошенко, который за поддержку османской армии пообещал султану подвластные казакам обширные территории.

Кара-Мустафа-паша знал, что на самом деле султан давно и тщательно готовит решающий бросок на Запад. И овладение столицей Австрии давало бы османам неоспоримое моральное преимущество. К тому же систематическая поддержка некатолических религиозных меньшинств в Венгрии начала приносить плоды – против Габсбургов выступила протестантская шляхта во главе с Имре Тёкели. Уж не по этой ли причине султан Мехмед вручил ему зеленое знамя пророка, как символ джихада – священной войны против неверных?

Великий визирь вспомнил, как начинался поход. Тринадцатого марта всех визирей, собравшихся возле шатра султана, одели в собольи шубы, крытые парчой, а чины, низшие рангом, получили красивые кафтаны. На другой день султан подарил Кара-Мустафе двух коней – одного с упряжью, другого неоседланного, а военачальникам – по одному коню. Большой военный парад состоялся 22 марта в Адрианополе [7] . Между монаршими воротами и дворцом султана в две шеренги построились закованные в голубые доспехи сипахи, отряды янычар и других родов войск. Мехмед был в тюрбане, к которому прикололи большой монарший султан из перьев, на его плечи набросили соболью мантию, шитую белой парчой, а у пояса висели усыпанные драгоценностями сабля и колчан. К войску он выехал вместе со своим старшим сыном Мустафой, на котором блистали украшенные драгоценными каменьями шлем и панцирь, накрытый кашемировой шалью с золотыми кистями.

7

Адрианополь – город в Древней Фракии, находившейся на востоке Балкан. С 1362 года захвачен турками-османами, сейчас город Эдирне в Турции.

Вручая великому визирю знамя пророка, султан так выразительно посмотрел ему в глаза, что Кара-Мустафа-паша даже невольно поежился. Во взгляде повелителя правоверных он прочитал и некоторую неуверенность, и опасения, и жесткую сосредоточенность, несвойственную султану. Создавалось впечатление, что Мехмед хочет сказать ему что-то назидательное, что-то приказать или подсказать, но почему-то сдерживается. Эта недосказанность мучила великого визиря всю дорогу до Секешфехервара [8] . И только разговор с Лаз-Мустафой наконец снял пелену с его глаз и расставил все на свои места.

8

Секешфехервар –

крупный венгерский город, основан в 972 году, Расположен между озером Балатон и Дунаем.

Ну, конечно же, как он мог быть таким глупцом?! Султан намеревается начать завоевание Священной Римской империи, для начала взяв ее столицу и главный форпост – Вену. Но намерение станет желанием только тогда, когда появится возможность. В случае удачи Мехмед въедет в Вену на белом коне, а если что-то пойдет не так, или (не приведи Аллах!) случится поражение, то все шишки повалятся на великого визиря, который ослушался высочайшего повеления и самовольно изменил план военной кампании. Хитро придумано! Ай да Авджи! Он и впрямь далеко не такой наивный и ветреный, как кажется со стороны…

Кара-Мустафа-паша встрепенулся и начал слушать Лаз-Мустафу более внимательно.

– …Если Вена покорится вам, то вы овладеете несметными богатствами. Замок Пожонь, где хранится венгерская корона, вы отдадите Имре Тёкели, предварительно короновав его… – Вкрадчивый голос реис-уль-кюттаба журчал как весенний ручей. – Он возьмет под свою власть семь королей и станет вашим смиренным подданным. Вы же будете в наивысшем блаженстве наслаждаться миром. В Венгрии образуется множество новых земельных наделов и обществ с благочестивыми и милосердными целями, и тогда вы будете собирать такие же суммы, как и те, что взимаются с Египта. Люди будут видеть, как вы умножаете казну нашего пресветлого султана, и станут говорить о вас в этом убогом мире с почтением и похвалой!

После этих слов начальника писцов дивана по всему телу великого визиря разлилось благостное тепло. Хитрый реис-уль-кюттаб зацепил главную струнку в душе Кара-Мустафы-паши – он был жаден до неприличия и тащил в свою личную казну все, что плохо лежало. Наверное, причиной тому послужило его полунищее детство, когда он часто засыпал голодным. Теперь в его распоряжении находились все богатства рода Кёпрюлю (они были весьма внушительны), но ему казалось, что этого мало. А захват Вены и впрямь мог изрядно пополнить его сокровищницу…

На какой-то миг Кара-Мустафа-паша отключился от созерцания своего шумного воинства и очутился в полной тишине – подобно той, что наступила во время пира, когда он объявил о намерении вести армию на Вену. Для военачальников это сообщение прозвучало как гром среди ясного неба. Все застыли в огромном напряжении, и никто из бейлербеев не торопился с ответом на заданный великим визирем вопрос. Когда же раздраженный долгим молчанием Кара-Мустафа спросил, почему они ничего не говорят, Сари-Хусейн-паша, бейлербей Дамаска, с преувеличенной бодростью ответил:

– Ваше дело отдавать приказы, наше – выполнять!

Военачальники облегченно вздохнули и дружно поддержали Сари-Хусейна-пашу. Великий визирь довольно огладил бороду, милостиво улыбнулся, и пир пошел дальше своим чередом.

Но, как говорится, в семье не без урода. Хан Мюрад-Гирей, а за ним и бейлербей Буды Ибрагим-паша, мнение которых спросили после окончания совета (куда они не были приглашены), неожиданно запротестовали. Шурин самого султана, старый и храбрый наместник Буды, известный своим благородным характером, стоял на том, что сначала нужно взять в осаду Яварин, а в глубь Австрии послать татар, которые мгновенно превратят территорию врага в руины. Тогда император быстро согласится на все условия мира, выставленные ему Турцией. Поход на Вену, когда в тылу османской армии оставались многочисленные австрийские крепости, он считал чрезвычайно рискованным предприятием. Великий визирь был оскорблен этим выступлением Ибрагим-паши, и в глубине души поклялся отомстить ему, дождавшись какого-либо промаха с его стороны.