Маркиз должен жениться
Шрифт:
Не успел Оливер пробраться к своей невесте, как ему преградила дорогу Минерва.
— Бабушка хочет уехать, — сообщила сестра.
— Удивительно, — с досадой рявкнул он. — Она же добилась чего хотела! Я думал, она будет торчать здесь до утра, пожиная плоды своей победы.
Минерва поджала губы.
— Она говорит, что устала, и я по ее лицу вижу — это правда. Мы с Селией отвезем ее домой.
— Отлично. — Он посмотрел на Марию, которая с вымученной улыбкой слушала сразу трех женщин. Оливера охватило сочувствие — надо ее выручать. —
На самом деле ему не было до этого никакого дела. Хайатт ее не заслуживает, но Оливер обещал, что этого не случится, и он должен сдержать обещание.
— Как леди Тарли вообще узнала, что ты и Мария…
— Не спрашивай! — простонал он. — Все равно не поверишь.
— Судя по реакции бабушки, твой план не удался.
— Она обвела меня вокруг пальца.
— Она всех нас обвела вокруг пальца. — Минерва пристально посмотрела на брата. — Что ты собираешься делать?
— Черт его знает. Надо по меньшей мере не допустить дела до газет ради Марии.
К счастью, Мария согласилась уехать с сестрами Оливера, а сам он целый час гонялся за всеми, кто имел хотя бы какое-то отношение к газетам, объясняя, что они с Марией не хотят объявлять о помолвке в газетах, пока не сообщат о ней ее родственникам в Америку.
Дома Оливер сразу скрылся у себя в кабинете, чтобы отправить письма тем из газетчиков, с кем не сумел поговорить на балу. Было уже два часа ночи, когда он отправился спать, но сон не шел.
С момента столь сокрушительного поражения Оливер ни словом не сумел обменяться с Марией. Как она приняла случившееся? Наверное, возненавидела его. Он не станет ее за это винить.
Надо с ней поговорить. Конечно, уже поздно, но она тоже может не спать. Днем их ни за что не оставят наедине, а сейчас он все равно не уснет.
У дверей Марии Оливер облегченно вздохнул — из щели у пола пробивалась полоска света. Значит, она еще не заснула. Он постучал, но ответа не было. Оливер колебался. Нельзя входить в спальню к девушке в такой час. Но ведь опасно спать, не погасив свечи… Он просто убедится, что с Марией все в порядке.
Оливер заглянул внутрь. На тумбочке у кровати догорала свеча, бросая золотистые блики на спящую девушку. Волосы цвета янтаря разметались по подушке. Мария прижимала к груди книгу и была похожа на маленькую девочку с любимой куклой.
Оливер заставил себя оторвать от нее взгляд. Он пришел не для этого — задует свечу и уйдет. Вдруг в глаза ему бросилось название книги — «Озерный роман». Оливер замер на месте. Хорошо это или плохо, что она выбрала книгу, которую они обсуждали накануне? Ведь там Роктон совершил самые тяжелые свои злодеяния. Мария, без сомнения, решила напомнить себе все его пороки.
«Ты можешь заставить ее простить тебя. Можешь лечь с ней рядом и довести до экстаза раньше,
Оливер долго смотрел на спящую Марию, потом покачал головой. «Нет, не могу», — сам себе сказал Оливер и едва не расхохотался — значит, у него все же есть принципы? Кто бы поверил! Значит, он не совсем такой, как отец. С ней он может быть другим. Возможно ли это?
Оливер стоял без движения, запоминая каждый изгиб ее тела, мягкий свет от волос, потом протянул руку и осторожно убрал прядь, которая лежала на лбу, зацепившись за длинные ресницы Марии.
Вдруг ее глаза распахнулись. Оливер перестал дышать. Взгляд Марии прояснился, и она улыбнулась ему. Улыбнулась! Ему!
Оливер упал на колени и стал как сумасшедший целовать ее губы, но вдруг очнулся и отстранился, однако Мария ему не позволила, она снова притянула его голову к себе.
И он не выдержал, впился в ее губы, как умирающий от голода, которому предложили роскошный пир. Мария зарылась пальцами в его волосы. Другого приглашения ему не требовалось. Он притянул ее ближе, его язык ворвался к ней в рот, в мягкую горячую глубину, лишавшую его разума.
От Марии исходил запах роз, от которого кружилась голова. Жаркая тяжесть ее грудей сжигала ладони. О Боже!
Оторвавшись от ее губ, Оливер прошептал:
— Прости меня, я не хотел…
— Почему ты здесь, Оливер? — Она села в кровати. Покрывало сползло, его взгляду открылась грудь под ночной рубашкой, настолько тонкой, что Оливер видел темные бугорки сосков. Ее волосы локонами спадали с плеч, веки были еще тяжелы от сна, и Оливер невольно подумал, что более соблазнительной картины еще не видел. Желание, острое, как нестерпимая жажда, грозило вырваться из-под контроля. И он, чертыхнувшись под нос, отвернулся от кровати.
— Я пришел извиниться за то, что произошло на балу.
Наступило молчание, показавшееся ему бесконечным.
— Все в порядке, — наконец проговорила Мария. — Я знаю, что ты этого не хотел.
Оливер оглянулся.
— Ты не сердишься? — удивленно спросил он.
Мария пожала плечами.
— Честно говоря, я думала, что Фредди проболтается еще раньше тебя, не знала только, как он скажет: что мы помолвлены или что притворяемся помолвленными. Во всяком случае, он ничего не сказал такого, отчего твоя бабушка догадалась бы, что все это блеф.
Оливер с горечью усмехнулся:
— Теперь это уже не имеет значения. Она хотела, чтобы мы обручились. Она тоже притворялась, притворялась, что не одобряет тебя, а сама все время ждала такого исхода.
— А возможно, она решила удовлетвориться тем, что есть.
— Ты ведь предупреждала меня. — Он присел на кровать. — Прости, что я не стал слушать. После того как ты уехала с бала, я попытался предупредить всех газетчиков. — Он рассказал ей о предпринятых действиях. — Я говорил убедительно, но ведь слухи для прессы — их хлеб и вино, а слухи о свадьбе — тем более.