Маркиз Роккавердина
Шрифт:
— Что вы делаете, дон Стефано?
— Я знаю, что делаю! Не треснуть же мне, в самом деле?..
Он бросил карту и сильно застучал костяшками пальцев, словно хотел пробить стол.
Казалось, карты на этот раз сговорились против него, и партнеры тоже. И дон Стефано снова и снова яростно срывал цилиндр, плевал в него и тут же надевал.
— Что вы делаете, дон Стефано?
— Я знаю, что делаю!.. Хотите, чтоб я треснул?
Только под конец, когда он, выйдя из себя, в гневе швырнул цилиндр на пол, присутствующие увидели на дне его
И его нисколько не задело, что из-за этой истории ему дали прозвище Магомет. По крайней мере, с тех пор он мог без опаски ругаться сколько угодно, даже в присутствии маркиза.
Между тем доктор Меччо и некоторые другие члены клуба снова и снова заводили все тот же разговор:
— Такой синьор, как вы! Мы вас с триумфом введем в муниципалитет!
Поскольку маркиз и слышать об этом не желал, он снова стал прогуливаться по вечерам на площадке у замка, куда почти никто уже не решался приходить, таким безутешным было зрелище выжженных полей, тянувшихся с одной стороны до самого предгорья, а с другой — до подножия вечно курящейся Этны с узкой полоской снега вдоль кромки кратера, склоны которого, неровные у вершины, заросли каштанами и каменными дубами и были исполосованы черными потоками лавы, хорошо различимыми в сухом, без малейших испарений, воздухе.
Но спустя три или четыре дня он перестал подниматься на площадку.
Пребывая там в одиночестве, наедине с огромным горизонтом, в полной тишине, окружавшей его, он испытывал какую-то необъяснимую тоску. Он думал о нищете, которую видел днем или о которой ему рассказывали. Из Марджителло, и Казаликкьо, и Поджогранде ему приносили одну за другой плохие вести. «Вчера сдохло четыре быка! Сегодня еще три!» Тяжелое инфекционное заболевание продолжало косить стада. Как тут не призадуматься?.. Впрочем, дело было не в этом!
Печальные предчувствия омрачали его душу, сгущались и уносились, словно гонимые ветром тучи, потом время от времени возвращались без всякой причины и всякого смысла.
И он отвлекал себя от них, строя грандиозные планы по хозяйству, которые намеревался осуществить сразу после женитьбы: создать ассоциацию владельцев виноградников и оливковых плантаций, купить самые разнообразные современные машины, отправлять вино и масло на рынки полуострова и за границу — во Францию, Англию и Германию!
Это совсем не то, что муниципальные хлопоты, от которых не было никакого проку и которые означали только одно: убирайтесь отсюда, это место хочу занять я!
И он возводил в своем воображении огромные строения, там, в Марджителло… Он чувствовал, что и в нем просыпается зуд все перестраивать, как у его деда… Вот здесь — прессы для оливок и склад с пузатыми бутылями для оливкового масла, а там — давильня для винограда и винный погреб, просторный, прохладный, для бочек и бочонков… И он представлял себе золотистое, прозрачнейшее оливковое масло в красивых бутылях, которое превзойдет
16
Бедный дон Сильвио уже более получаса ждал в прихожей, и Грация приходила время от времени составить ему компанию.
— Потерпите! Там инженер.
— Я не спешу, Грация.
— У нас весь дом вверх дном.
— Из-за свадьбы, я слышал.
— Как вы кашляете!.. Поберегите себя, дон Сильвио!
— Да будет… воля… господня!
При каждом приступе кашля, не дававшего ему говорить, хилое тело его сотрясалось так сильно, что казалось, вот-вот рассыплется.
— Легли бы вы в постель да пропотели бы хорошенько!
— А несчастные, которые умирают с голода! Я тут ради них.
— Ах, дон Сильвио! Конца-то этому нет! Маркиз уже опустошил целый склад зерна… Бобы, горох всякий… Чего только не отдал он!
— Знаю, знаю! Кому много дано, тому много и отдавать.
— Целые семьи на его шее!
— Знаю. Но найдется, наверное, что-нибудь и для моих бедняков.
— Конечно! Тут и говорить нечего.
Маркиз, провожавший инженера до дверей, остановился, взволнованный неожиданным появлением дона Сильвио.
— И вы ходите с таким кашлем? — спросил священника инженер, поздоровавшись с ним.
Дон Сильвио с трудом поднялся со стула и поклонился маркизу и инженеру. Он не в силах был вымолвить ни слова и смиренным жестом просил извинить его.
— Что случилось? — спросил маркиз, стараясь держаться непринужденно. — Садитесь сюда, в это кресло, оно удобнее.
Он пригласил гостя в соседнюю комнату, стал перед ним, заложив руки за спину, и уставился на него, стараясь угадать причину визита, прежде чем тот заговорит.
— Меня прислал к вам Иисус Христос! — произнес дон Сильвио.
— Какой Иисус Христос? Зачем?.. Можете рассказывать эти басни бабам!
Маркиз говорил с трудом, побледнев от внезапно охватившего его волнения.
— Простите меня… ваша милость!.. Я уйду!..
Дон Сильвио не смог продолжать, задыхаясь от приступа кашля.
Видя, что священник направляется к двери, маркиз остановил его за руку:
— Зачем вы пришли?.. Что вам от меня нужно?.. Зачем вы пришли?
— Ради бедных, маркиз! Я не сумел объяснить вам это.
— А что, в Раббато только один я богат? Я много дал. Даже слишком! Слишком!.. У меня уже ничего не осталось.
— Успокойтесь!.. Вы же не обязаны…
— Послушайте!.. Это вы сказали настоятелю Монторо?.. — прорычал маркиз, преграждая священнику дорогу и пристально глядя на него.
— Что сказал? — робко спросил дон Сильвио.
— Что? «Ему, маркизу, мешает в доме это распятие!»
— И вы могли такое подумать? Ох, ваша милость! Напротив, я похвалил прекрасный поступок, благодаря которому святое изображение покинуло недостойное место.