Мародерские хроники
Шрифт:
Из этих речей и несогласованных действий, я понял одно — спасение утопающего, дело рук самого утопающего. У нас не оказалось ни одного авторитетного, харизматичного лидера, который бы взял ответственность за судьбы других людей. Все начальство думало, в первую очередь, о спасении своих задниц. Никто не желал заниматься, не прописанными в его должностных инструкциях, обязанностями. Рядовые пилоты, техники и обслуживающий персонал аэропорта, так и не смогли самоорганизоваться. О неспособности руководства к действиям в случае ЧП говорил и тот факт, что народ просто выпихивали в неизвестность, при этом, даже не снабдив сухим пайком, дали только несколько марлевых повязок.
Помню, что все это меня чрезвычайно разозлило. И я, даже не став стоять
До дома добирался в три раза дольше, чем обычно — это заняло у меня час двадцать. И это было связанно не с пробками, как раз машин на дороге было очень мало, а с возникшими на асфальте трещинами и валяющимися повсюду обломками зданий. Хорошо, что у меня был джип с большими колесами, и я смог без особых проблем преодолеть все трещины и колдобины. В городе иногда приходилось ехать по парковой зоне, прямо по кустам и цветочным клумбам.
Насмотревшись на разрушения и лежащие повсюду трупы, я, когда увидел, что дом мой цел, даже, несмотря на то, что до этого был атеистом, превознес молитву нашему Господу Иисусу Христу и прослезился. Поднявшись пешком на свой седьмой этаж, первым делом, не раздеваясь, начал перекрывать окна. Половина стекол отсутствовала и, чтобы изолироваться от внешней атмосферы, пришлось снимать со всех шкафов оргалитовые задние стенки и прибивать их на рамы. Сверху еще набил нейлоновое полотно, для этого пришлось порезать свою палатку. Когда я это делал, уже ощутимо пахло какой–то мерзостью, у меня даже разболелась голова, пришлось выпить несколько таблеток анальгина. Я, превозмогая свое плохое состояние, все–таки доделал окна и перекрыл вентиляцию марлевым фильтром, который обильно смочил водой. Состояние было ужасное и я, достав бутылку коньяка, даже не закусывая, выпил ее из горлышка, при этом прикладывался, всего–то, раза четыре. Потом, не раздеваясь, упал на кровать и отрубился.
Следующие дни помню плохо, только иногда в голове возникают воспоминания о мерзком состоянии, которое лечил алкоголем, иногда разбавляя его какой–нибудь банкой консервов. В себя пришел только дней через восемь и то потому, что буханина в доме кончилась, и страшно хотелось пить. Я проверил свои запасы — добрая половина консервов была использована, открытые банки валялись по всей квартире. Воды в баллоне кулера не было, но запасной баллон был не тронут. Я его открыл и, даже не устанавливая его в аппарат, налил себе большую кружку воды. Выпив, почувствовал некоторое облегчение в организме. Голова тоже прочистилась, и я начал анализировать обстановку. Из постороннего, в квартире ощущался только сильный запах канализации, пройдя в туалет, я ужаснулся — там было, в прямом смысле, все засрано. Одежда и обувь у меня тоже были все в засохшем говне. От этого меня чуть не вырвало, и я опять пошел и налил себе полную кружку воды.
После этого, отпихивая попадающиеся под ноги пустые бутылки и банки, направился в кухню. В квартире было довольно прохладно, и в голове у меня возникла мысль — посмотреть на показания термометра, висящего на внешней раме кухонного окна. Как мне помнилось, стекла там оставались целыми. Зайдя на кухню, я еще раз
На улице было пять градусов тепла, было сумрачно. К своему удивлению, я увидел в палисаднике перед домом двух человек. Они что–то там собирали, и, самое главное, на них не было надето ни противогазов, ни марлевых повязок. Из всего увиденного, мой воспаленный мозг со скрипом сделал вывод — сейчас на улице совершенно безопасно, и если я туда выйду, то это мне не нанесет никакого вреда. С этой мыслью, чуть ли не бегом, я бросился на балкон и уже оттуда внимательно оглядел все доступные взгляду окрестности. Там я увидел проезжающую мимо машину и еще нескольких человек. Все прохожие тащили какие–то вещи, или были нагружены досками, вперемешку с ветками деревьев. На улице канализацией не пахло, но зато присутствовал, хорошо знакомый мне по африканским воспоминаниям, запах гниющих трупов.
Вернувшись в комнату, я сел на диван и стал анализировать — выводы были ужасны. Света, воды, тепла и канализации в доме не было. Консервов оставалось дней на семь, надеяться на помощь со стороны властей не приходилось. Кому нужен был пилот, который кроме, как летать на самолетах, больше ничего не умел. А, судя по облакам с мелкими частичками пепла — это мое умение еще долго никому не пригодится. От осознания собственной никчемности и бессилия я даже заплакал. Ужасно хотелось выжрать стакан какого–нибудь пойла, но, к сожалению, даже после тщательного обыска, я не нашел ни капли спиртного. Пришлось опять налить себе полную кружку воды.
После этого, ощутил непреодолимое желание сходить в туалет. Гадить в квартире было противно, и я вышел в коридор, намериваясь отлить в мусоропровод. Подойдя к нему и открыв крышку, даже отшатнулся. Из зева мусоропровода шибануло таким зловонием, что у меня даже заслезились глаза, и захотелось блевануть. Сдерживая себя, я, все–таки справил свою нужду и, с чувством омерзения, захлопнул крышку этой клоаки. По–видимому, этот путь сброса отходов жизнедеятельности был не в новинку, и, скорее всего, я был последний, кто догадался использовать его в этом качестве.
Зайдя в квартиру, я в тягостном раздумье уселся на диван. Все, что было сделано мной в этой жизни, казалось бессмысленным. Все мои потуги заработать как можно больше денег, сейчас казались смешными, амбиции по обладанию самыми модными вещами, нелепыми. Вот я сейчас сижу в одежде от Версаче, весь обмазанный дерьмом, а моя дорогущая квартира выглядит хуже самого задрипанного хлева. Мне даже не к кому обратится за помощью и сочувствием, все настоящие друзья остались там, в армии, живут в дерьмовых комнатах в гарнизонном общежитии при аэродроме. В этот момент, если бы у меня был пистолет, я бы точно застрелился, мысль о том, чтобы повеситься, вызвала у меня отвращение.
Потом я подумал о своем джипе, у меня что–то щелкнуло в мозгу, и возникло желание жить, срочно уехав отсюда, к моим настоящим друзьям. В первую очередь, у меня возник образ Витьки — моего кореша еще по училищу. Я знал, что сейчас он живет у родителей, недалеко от города Шахты. Эта мысль, поехать к нему, настолько мной завладела, что я, больше уже не рассуждая, подскочил и начал действовать.
Сначала я полностью разделся и, ежась от холода, протерся полотенцами, смоченными в воде. Потом переоделся в свой обычный наряд для туристических походов в холодное время. И только после этого начал собирать нужные вещи и оставшиеся продукты. Всего набралось два рюкзака и три большие сумки. Больше не желая задерживаться в этом проклятом месте, я отнес все собранные вещи в машину и тут же тронулся в путь.