Мародёры
Шрифт:
В небе не было облаков, только звезды. Встречных автомобилей не было, даже бесконечные ряды фур не занимали правой крайней полосы в колонне и не стояли, скривившись, на обочинах. Изредка Саша высматривал в темноте обочин стоящие на стоянках около отелей-хотелей одинокие силуэты машин. Однако даже в таких гостиницах и закусочных-шашлычных света в окнах не было. Саше казалось, что он остался один в этом мире и движется по нескончаемо длинной дороге, под бесконечно звездным небом в маленькой металлической коробке. Автомобиль одиноко ехал за светом своих фар по пустой дороге, под звездным небом. Ехать было еще очень долго. А что там? Саша снова закурил.
Между
Сергей завалился на бок, потянувшись к магнитоле в середине приборной панели. Раздалось шипение радиоэфира, но звуков не последовало. После этого Сергей нажал какую-то кнопочку, и Асов увидел, как на дисплее загорелась полоса автопоиска станций. Зазвонил мобильник на полке. Асов взял его, звонила тетя Тоня:
– Ну, как вы там? – спросила она.
– Едем, нормально, – зажимая другое ухо пальцем, почти прокричал Асов.
– Хорошо. Как на кольцевую выедете, сообщи.
– Добро.
После этого короткого разговора Саша открыл свой мобильник и, пролистав в нем электронную записную книжку, нашел номер телефона мамы. Набрав его на тетином мобильнике, он позвонил ей.
– Мама?
– Да, – ответила мама.
– По этому номеру я пока буду, запиши его.
– Хорошо.
– Как доехала?
– Нормально.
– Ложись спать.
– Звони мне, какое спать?
– Ладно, мама, не волнуйся. Пока.
Саша попытался опять позвонить в гарнизон Рафиде, но на звонки никто не отвечал. Асов позвонил Торгачу. Тот ответил.
– Леша, привет. Я выехал на «Газели», завтра буду.
– Хорошо.
– Новости есть?
– Не получается с моргом. Но вояки мне обещали тело отвезти в Песков.
– Ладно, Леша, я приеду, разберусь сам. До встречи.
– Пока.
Саша отложил телефоны на полку.
– А дознаватель, это кто? – разогнав его задумчивость, спросил Сергей.
– Дознание относительно очень молодая служба. Ей чуть больше десяти лет. Так что мы все начинаем с нуля, – стал рассказывать Асов. Из-за шума в кабине говорил он громко и оттого уверенно, почти как на своей работе. – А учитывая, что мы процессуально зависимы, что, кстати, абсолютно недопустимо, зависимы потому, что нашу деятельность регламентируют подзаконные, ведомственные приказы и указания, которые заменяют закон, то наша работа полна изюминок. Лично я с этим справляюсь. Если мне не нравится дело, потому что злодей невиновен, то я его «завалю», а если доказухи нет, а человек виновен, то я сделаю эту доказуху. Основной принцип расследования, это что субъект расследования, так назовем, оценивает доказательства и ведет дело, основываясь на своем внутреннем убеждении. Ничего лучше пока еще не придумали, и поэтому к такой деятельности может допускаться лишь определенная категория людей, приведенных к присяге. А у нас, сам видишь, кто рулит. Все зависит от человека, но мне мои мытарства прощают. Так что лицо, ведущее расследование, прежде всего должно иметь характер. Если оно его не имеет, то оно очень быстро сядет, за фальсификацию. Мы все фальсифицируем. Неужели ты думаешь, что весь тот бред, который насочиняли реформаторы и убогие демократы, возможно соблюсти и выполнить? Вопрос лишь в том, как ты фальсифицируешь и для чего. Правда, характерных сотрудников всегда выживают, они невыгодны руководству колхоза по производству «палок».
– Так ты считаешь, что вы колхоз?
– Ну почему, не только.
– Брали?
– Смеешься? Они по-другому уже жить не могут, мы – нет. Себя нужно уважать. Как мне сказал один бывший сослуживец, который уже да-а-а-вно на гражданке, ему было приятно думать, что про опольских ментов где-нибудь и когда-нибудь скажут, что они не берут.
Сергей слушал молча, очень внимательно, а Саша продолжал, чувствуя, что тому интересно:
– Само слово «дознаватель» древнерусское. Чтобы было понятнее, это следователь, но со своими отличиями. Фактически опер и следак в одном лице.
– Так в чем разница?
– Официально – в подследственности. На самом деле во всем. Когда следствие выделили из МВД, оно не захотело терять контроля над делами. Проценты, «палки» и тому подобное, везде же есть свои лобби. Почему, потвоему, декриминализировали хулиганку и мелкие кражи?
– Это как?
– Раньше было уголовно наказуемым деянием, например, повреждение чужого имущества с грубым нарушением общественного порядка, с не конкретизированным умыслом, в общем. Ну, просто стекла оконные побили, «по шухеру». Это была «бакланка». Или морду набили, без особого вреда здоровью. А по кражам ущерб менее МРОТа. Теперь хулиганка – это все грубое нарушение общественного порядка, только с применением оружия, а вся масса уголовных дел в отношении неустановленных лиц по старым хулиганкам, естественно, была прекращена. Это резко подняло процент раскрываемости. И заметь, все это на федеральном уровне провернули.
– Ну, по хулиганкам понятно, а по кражам – это правильно. Сколько народу за мешок картошки сидит.
– Правильно, согласен. Но за мешок картошки все равно сидят и сажают. Потому что вышли новые изменения в УК и ввели изменения в административный кодекс, в понятие мелкого хищения. Теперь абсолютно не важно, какой ущерб причинен, если кража произведена, например, из кармана или ручной клади потерпевшего, с проникновением в жилище и т. п. И это теперь квалифицируется по второй части УК, по более тяжкой. Сейчас люди за банку варенья сидят. А если «глухарь», то можно отказать.
– Бред.
– Ха, а у нас такие дела по бомжам в судах проходят. Вот тебе и закон. Статистика, она выгодна всем: прокуратуре, судам. Пытался я однажды прекратить такое дело, по части второй статьи 14-й УК РФ, то есть по малозначительности. Есть такое понятие, что если в деянии содержатся все признаки состава преступления, но само деяние в силу своей малозначительности не представляет общественной опасности, то такое деяние преступлением не является. После этой попытки я из прокуратуры вылетел как ошпаренный. Большинство дел, которые ведет милиция, по сути, не содержат состава именно по принципу общественной опасности. Законом этот термин не расписан. Пора уже вводить жесткое понятие общественной опасности и жестко привязывать его либо к МРОТу, либо к степени тяжести вреда здоровью.