Мародёры
Шрифт:
– А вещи, которые были на нем, куда? – спросил Сергей, и тетя вопросительно посмотрела на Сашу.
– Я не знаю, – ответил он.
– Оставлю в морге, они разберутся, – и тетя Тоня, вытащив из салона синюю разорванную сумку и тюк одежды, унесла их в «Похоронный дом». Люди стали расходиться. Саша увидел Рафиду, которая стояла около одной из машин и смотрела на него. Сашу поразил этот взгляд. Столько в нем было мольбы, она хотела остаться хоть на некоторое время с Сашей и прекрасно понимала, что для родителей ее погибшего мужа она лишь атрибут их траурного положения. Вряд ли дед переживал о смерти собственного сына. Возможно, потому, что потерял он его уже давно, и для него сейчас самым важным была процедура похорон, сам ритуал, потому что волновало его лишь одно – чрезмерно низкое мнение родни о нем.
Саша отвел глаза от Рафиды и, открыв дверь «Газели»,
– Сергей, сможешь нас до дому подбросить?
– Конечно, – ответил тот. – Садитесь.
Он отвез Асова с мамой и ее мужем к ним домой. Во дворе они простились:
– Спасибо тебе, Сергей, просто по-человечески спасибо.
– Да ладно, – ответил тот.
– Если что, звони. Номер телефона у тебя есть. Они разошлись.
До похорон оставалось три часа, и мама хотела, чтобы Саша поспал хотя бы пару часов. Она напоила его снотворным. Саша разделся, чувствуя, как от его немытого и потного тела стало плохо пахнуть. Затем он вдруг с раскаянием вспомнил, что забыл позвонить Алику. Все номера телефонов остались в телефоне тети Тони, который он ей отдал. Он сказал об этом маме, и та начала его успокаивать, гладить по голове и убаюкивать. Она узнала телефон через подруг и сама позвонила Алику.
Спустя всего лишь несколько минут после того как Асов уехал из «Похоронного дома», труп отца покрылся синюшными пятнами и чернотой. Почти мгновенно, прямо на глазах удивленных сотрудников «Похоронного дома», труп превратился в труп. Душа вышла из своего тела-сосуда и последовала за сыном, но Саша ничего этого не знал.
Через два часа мама разбудила Сашу, накормила, и они на троллейбусе снова поехали в «Похоронный дом», где прошли в большой прощальный зал. На улице вновь стоял лютый мороз. Гроб с телом отца стоял посередине зала на постаменте, вокруг него ходил батюшка в рясе и с кадилом. Он нараспев читал заупакойную молитву. Саша подошел к гробу и увидел, что отца переодели в костюм, а лицо у него покрыто толстым слоем театрального грима.
Зал стал заполняться людьми, появились тетя и Рафида.
Батюшка подошел к тете и сказал:
– Без черной свечи и черного креста нельзя.
– А где их достать? – спросила та.
– Не знаю, – с бездушным равнодушием, почти капризно, ответил батюшка и продолжил чтение заупокойной молитвы. Мама Саши услышала эти слова и на ухо ему сказала:
– Тут наверху есть специальный магазин. Пойду схожу, – она вышла из зала.
Саша увидел, как в зал ввели бабушку, мать отца. Ей поставили табурет около изголовья гроба, и она уселась на него. Через несколько минут она опустила голову и заснула. Саша подошел к Рафиде и узнал у нее, не обижали ли ее, и успела ли она отдохнуть. Она ответила утвердительно, и Саша отошел от нее. Не желая стоять рядом с родственниками, он отошел к стене и, прислонившись к ней, стал неотрывно смотреть на лицо своего отца, понимая, что идут последние мгновения, когда он может его видеть.
Вернулась мама и передала батюшке черную свечу и крест.
Асов не переносил гражданские панихиды. Те немногие, на которых он был, он считал ненужным лицемерием и показухой. Поэтому он был рад, что служба идет только церковным, православным порядком, без маршей или иной торжественной музыки. Без ненужных речей.
Служба закончилась, и в зал вошли шестеро призывников в зеленой форменной одежде. Они взяли гроб и понесли его к выходу. Толпа тоже вышла на улицу. Гроб поставили в автобус красного цвета прямо на пол, между креслами, и накрыли крышкой. Саша сел на кресло у изголовья гроба. В салон вошла тетя Тоня и села напротив него с другой стороны гроба. Ближе к водителю сели еще несколько родственников, Рафида сидела в ногах гроба на кресле и тихо плакала. Траурная процессия выехала на кладбище.
Пока они ехали по городу, водитель гнал автобус и резко поворачивал, отчего крышка гроба сдвигалась. Асов наклонился и стал ее держать. Он не мог больше себя контролировать, конечная цель была близка, и он почувствовал, как его лицо начинает сводить судорога, а из глаз готовы потечь слезы. Саша заскрипел зубами, напрягая оставшиеся силы. Если бы не грохот в салоне автобуса, этот скрип услышали бы все.
– Эй, полегче там! – закричал один из родственников на водителя. Тот поехал медленнее, но Саша продолжал держать крышку, она все равно съезжала. К Саше наклонилась тетя Тоня и тоже стала придерживать крышку. И тут Саша увидел, что обычно ухоженные ее руки с аккуратными ногтями теперь были запущены, под ногтями грязь, а траурная повязка на голове сбилась. И Саша понял, что она одна из тех немногих,
На кладбище гроб поставили на металлический переносной постамент, сняли крышку, и батюшка продолжил читать молитвы и освятил землю могилы. В толпе Саша увидел агента, та с виноватым видом подошла к Саше.
– Военкомат согласился помочь? – только и спросил он ее.
– Да, – ответила та и отошла.
Саша смотрел на глыбы льда, которые лежали по краям могилы. Чтобы вырыть ее в ряду других «свежих» могил, использовалась техника. Асов ловил на себе взгляды призывников из роты почетного караула, которые с интересом его разглядывали. Батюшка закончил читать молитву, скрестил руки отца на груди и вложил ему в правую руку черный крест, а в левую черную свечу, после чего произнес:
– Все, можете прощаться.
К гробу подходили справа. Большинство из тех, кто подходил к гробу прощаться, чувствовали брезгливость от прикосновения к мертвому телу. Большинство, кроме Саши. Первой к гробу подошла бабушка, она постояла, попыталась поплакать, покричала, поцеловала покойника в лоб и ушла, напоследок сделав картинный жест – не отпуская край гроба из рук. Потом подошел дед и тоже поцеловал покойника в лоб. Затем подошел Саша. Тут он заметил, что лицо отца густо замазано театральным гримом, чтобы скрыть черные пятна. Асов наклонился, обнял отца за плечи, поцеловал в полосу бумаги с молитвой на лбу и, прислонившись щекой к его голове, стал поглаживать его по плечу. Казалось, что Саша шепчет ему слова прощания и наставления в путь. Так и было. Он говорил, что проводит его, чтобы он не боялся, что все будет хорошо. И все это Саша делал не рациональной частью сознания, а по наитию. Он отошел от гроба и почувствовал, что хотя на его лице не дрожит ни один мускул, по щекам беззвучными ручейками текут слезы. Это абсолютно непроницаемое лицо с мокрыми на сильном морозе щеками, видимо, и привлекло внимание призывников. Саша сам потом удивлялся, что у него просто текут слезы, без рыданий и судорог. Несмотря на сильный мороз, Саша не чувствовал холода. Он смотрел на отца не отрываясь, стоя с непокрытой головой. Подошла прощаться Рафида. Ее не смогли оттащить от гроба ни дед, ни остальные мужчины. Она вцепилась руками в край борта и так стояла. Тогда Саша, подойдя к ней сзади, обнял ее за плечи и сказал тихо:
– Все, Рафида, нужно отнести гроб, – с силой сжал ей плечи и она, обмякнув, повисла у него на руках, подчиняясь. Саша медленно отошел с нею назад.
За могилой стояла шеренга почетного караула с автоматами наизготовку. Перед ними стоял офицер с поднятой рукой. Он ждал момента, когда гроб опустят в могилу. Трое призывников вынесли крышку, держа ее над головой.
Ее положили на гроб и заколотили гвоздями, так как декоративные шурупы не ввинчивались. Когда гроб стали опускать в могилу, грянул залп. Всего их было три, и Саша почувствовал удовлетворение от почести, которую оказали его отцу. Он встал на краю могилы и бросил на крышку гроба горсть кладбищенского песка. То же стали делать остальные. Могилу зарывали лопатами рабочие, скидывая в нее массивные глыбы льда и остальной песок. Поставили в изголовье временной крест. Который сделали вкопанным прямо у гроба.
Глядя на то, как они работают, Саша вдруг почувствовал умиротворение. Всё, отец был похоронен дома, в освященной земле, с соблюдением обрядов и воинских почестей. Странно, но он понял, что выполнил все желания отца и может даже больше: спас его душу, принес в нее мир, и отец обрел вечный покой. В душе Сашу больше не волновало, что кто-то с тела отца украл деньги или что его вынудили сделать вскрытие. Все это было для него абсолютно неважно. Злобы больше не было, было лишь умиротворение. Несмотря на свой аналитический ум, Саша и представить себе не мог, что его состояние так изменится. Насождаемое и культивируемое массовой субкультурой представление о мести заставляло его до этого момента считать, что, немного передохнув, он вернется и уничтожит всех мародеров, которые повстречались ему на пути. Ему казалось, что он будет испытывать удовлетворение от их страха и боли, но теперь он поразился охватившему его чувству. Смутно он понимал, что так это и бывает, так и должно быть. Он простил. А значит, остался свободным человеком.