Мароны

Рид Томас Майн

— Где же ты найдешь себе помощника, Чакра?

— Не тревожьтесь, масса Джек. Старый Чакра не подведет вас. Он и без помощников обойдется.

— Тогда считай, что деньги твои. Пятьдесят фунтов. Я бы дал тебе вдвое, вдесятеро, будь я уверен, что молодой Воган… Нет, но куда же он все-таки делся?

Он уже раз десять задавал себе этот вопрос в течение дня. Видно, эта забота мучила его больше всех остальных. Он поднял зонт и стоял, держа его над головой.

— Бог ты мой! Если он не вернется, все попусту. Все престу… все заботы мои — все напрасно!

— Ничего,

масса Джек. Что бы там ни было, мы с вами избавились от общего врага. Это уже немало. А теперь я сразу займусь другим.

— Да-да, Чакра. Как можно скорее. Иди, не буду тебя задерживать. Скоро рассветет. Надо мне хоть немного соснуть. Я всю ночь глаз не сомкнул. Все думаю, где же Герберт Воган? Пойду узнаю, нет ли новостей о нем.

Не попрощавшись, он повернулся и ушел.

Глава XCVII. РОКОВАЯ СЛУЧАЙНОСТЬ

«Старик сам не свой, — подумал Чакра, оставшись один. — Что это он так растревожился из-за своего счетовода? Пропал счетовод, говорит. Ладно, в свое время все узнается, что и зачем. Пойду-ка вздремну немного. Тоже всю нынешнюю ночь глаз не закрыл. Да и прошлую тоже. А уж завтра и вовсе спать не придется. Но зато Чакра заполучит первую красавицу Ямайки — Лили…»

Но тут Чакре почудилось, будто кто-то совсем рядом чихнул. Это чихнула, не удержавшись, Синтия. После того, что мулатка услышала, она готова была отдать все на свете, даже отказаться от Кубины, только бы очутиться подальше, в безопасности, хотя бы в спокойной кухне господского дома Горного Приюта, — где угодно, только не здесь. Нет, только бы выбраться отсюда, и она уж постарается держаться подальше от этого колдуна! Но сейчас делать было нечего. Чакра не мог не слышать, как она чихнула.

Чакра, грозно хрюкнув, молниеносно повернул голову туда, где раздалось чихание, и стоял неподвижно, вслушиваясь.

— Что это? — сказал он громко. — Кто это тут расчихался? Неужто кусты нанюхались табаку? А? Кто же это все-таки? Ну-ка, возьми понюшку, чихни еще разок! Тогда я, пожалуй, догадаюсь, кто ты: куст, дерево, птица или человек.

Но все было тихо. В кустах ничто не шелохнулось, будто никто и не таился в их зловещей тени.

— Что, больше не чихается? Ладно, сейчас узнаем. Деревья, птицы, змеи, ящерицы чихать не умеют. Стало быть, ты человек. Вздумал подслушивать? Ну, раз ты слышал, что здесь говорилось, дни твои сочтены!

Нагнувшись, Чакра осторожно приблизился к кустам и стал шарить в них своими длинными, обезьяньими руками.

Вскоре он заметил скорченную женскую фигуру и, схватив ее за плечи, повернул к свету.

— Синтия! — воскликнул он.

— Да, это я, Чакра, — еле ворочая языком, ответила перепуганная насмерть мулатка.

— Что ты здесь делаешь? Подслушивала?

— Нет-нет, Чакра! Я пришла не за тем… Я…

— Давно ты здесь?

— Я пришла…

— Помолчи! Ты спряталась до того, как мы пришли, не то мы бы тебя увидели. Значит, ты все слышала.

— Чакра, я ведь не нарочно! Я бы с радостью ушла, да…

— Нет, теперь тебя уже отпустить нельзя!

Свирепо

хрюкнув, как дикий зверь, страшный горбун бросился на Синтию. Железные пальцы сжали горло несчастной, стиснув его, как клещами. Синтня даже не успела крикнуть.

— Чакра… Чакра… — с трудом прохрипела она и смолкла.

Железные пальцы на горле разомкнулись, и в кусты упало бездыханное тело.

— Лежи здесь! — проговорил колдун. — Так ты ничего не выболтаешь. А теперь пойду и отосплюсь как следует. Завтра спать не придется…

Чакра невозмутимо запахнул плащ и углубился в лес.

Глава XCVIII. ЧАКРА ГОТОВИТ ФОНАРЬ

Уже рассвело, когда горбун добрался до своего логова. Его мучил голод. Последний раз он ел ровно сутки назад. В жестяном котелке, стоявшем в углу хижины, оставалось немного перечной похлебки. Колдун слишком устал, чтобы возиться и разжигать огонь. Он схватил котелок и стал есть застывшую похлебку. Затем, чтобы подогреть холодное варево, он вытащил бутылку с недопитым ромом и мигом осушил ее. Повалившись на свой настил так, что заскрипели тонкие бамбуковые палки, старик уже в следующее мгновение спал мертвым сном.

Он лежал навзничь, запрокинув голову. Изголовьем ему служил чурбан, подушкой — жидкая охапка волокнистых семян сейбы. Одна рука повисла, касаясь пальцами пола; в огромном раскрытом рту, как в пасти зверя, сверкал двойной ряд заостренных зубов. Колдун громко, раскатисто храпел.

Что снилось ему? Старые преступления или те, которые он только готовился свершить?

Чакра проспал весь день и проснулся в сумерках. Солнце заходило. Во всяком случае, на дне ущелья его уже не было видно, лишь красноватый отблеск на верхушках деревьев, росших по краю утесов, указывал, что дневное светило еще не скрылось за горизонтом.

Колдун ничего этого не видел. В хижине царила кромешная тьма, дверь была плотно прикрыта. Но через щели можно было заметить, что наступил вечер. Пронзительные крики выпи и козодоя, доносившиеся с озера сквозь шум водопада, уханье совы, — эти голоса ночи возвещали колдуну, что наступил его час.

Он вскочил и хрюкнул. Первым делом надо было поесть. Котелок, из которого он ел утром, стоял прямо на полу посреди хижины. В нем еще оставалось немного похлебки.

— Нет, холодной ее есть больше нельзя, — пробормотал колдун и стал разжигать огонь. — Дел впереди много — надо сил набраться.

Горбун разжег очаг, разогрел похлебку и съел ее. На все это ушло немного времени.

— Пора готовить сигнал, — пробормотал он и стал шарить вокруг, что-то разыскивая. — Но мое счастье, сегодня нет луны. И раньше полуночи она и не покажется. Мне только того и надо. Потом пусть светит сколько ей угодно… Но где мой фонарь? Я и не помню, когда пускал его в дело. Не под настилом ли?.. Так и есть.

Он вытащил из-под настила пустую яйцеобразную тыкву величиной с большую дыню. Держа тыкву за веревку, продетую сквозь утолщение у основания стебля, Чакра некоторое время рассматривал ее, поднося к самому светильнику.