Марш 30-го года
Шрифт:
– Кто выскажется?
Тогда вышел к середине Похожай и сказал Грунскому в глаза:
– Сявка!
И только тогда заплакал Грунский по-настоящему, а председатель сказал:
– Обьявляю собрание закрытым.
С тех пор прошло больше года. Грунский, как и прежде, носит по коммуне свою белокурую красивую голову, всегда он в меру оживлен и весел, всегда вежлив и прекрасно настроен, и никогда не один коммунар не напомнит Грунскому о московском случае. Но ни на одном собрании никто не назвал имени
Будто сговорились.
ЮХИМ
Юхим Шишко был найден коммунарами при таких обстоятельствах.
Повесили пацаны с Перским горлетную сетку на лужайке возле леса, там, где всегда разбиваются наши летние лагеря. Наша часть леса огорожена со всех сторон колючей проволокой, и селянские коровы к нам заходить не могут.
Но раз случилась оказия: даже не корова, а теленок-бычок не только прорвал проволочное препятствие, но и попал в горлетную сетку, разорвал ее всю и сам в ней безнадежно запутался.
Пока прибежали коммунары, от горлета ничего не осталось, пропали труды целой зимы и летние надежды.
Бычка арестовали и заперли в конюшне.
Только к вечеру явился хозяин, солидный человек в городском пиджаке, и напал на коммунаров:
– Что за безобразие! хватают скотину, запирают, голодом морят. Я к самому Петровскому пойду! Вас научат, как обращаться с трудящимися.
Но коммунары подошли к вопросу с юридической стороны:
– Заплатите сначала за сетку, тогда мы вам отдадим бычка.
– Сколько же вам заплатить?
– спросил недоверчиво хозяин.
В кабинете собралось целое совещание под председательством Перского.
Перский считал:
– Нитки стоят всего полтора рубля, ну а работы там будет рублей на двадцать по самому бедному счету.
Ребята заявили:
– Вот, двадцать один рубль пятьдесят копеек.
– Да вы что, сказились?
– выпалил хозяин.
– За что я буду платить? Бычок того не стоит.
– Ну, так и не получите бычка.
– Я не отвечаю за потраву, это пастух пускай вам платит. Я ему плачу жалованье, он и отвечает.
Ребята оживились.
– Как пастух? Пастух у вас наемный?
– Ну, а как же! Плачу ж ему, он и отвечает.
– Ага! А сколько у вас стада?
Хозяин уклонился от искреннего ответа:
– Какое там стадо! Стадо...
– Ну, все-таки.
– Да нечего мне с вами тодычить! Давайте теленка, а то пойду просто в милицию, так вы еще и штраф заплатите.
ССК прекратил прения:
– Знаешь что, дядя, ты тут губами не шлепай, а либо давай двадцать один рубль пятьдесят копеек, либо иди куда хочешь.
– Ну, добре, - сказал хозяин.
– Мы еще поговорим!
Он ушел. На другой день к вечеру ввалилось в кабинет существо первобытное, немытое со времени гражданской
В кабинете им заинтересовались:
– Ты откуда такой взялся?
Га?
– спросило существо.
Но звук этот был чем-то средним между "га", "ы", "а", "хе"...
– А чего тебе нужно?
Та пышьок, хасяин касылы, витталы шьоп.
– А-а, это пастух знаменитый!
С трудом выяснили, что этот самый пастух пасет целое стадо, состоящее из трех коров, нескольких телят и жеребенка.
Сказали ему:
– Иди к хозяину, скажи: двадцать один рубль пятьдесят копеек пусть гонит.
Пастух кивнул и ушел.
Возвратился он только к общему собранию, и его вывели на середину плачущего, хныкающего и подавленного. Рот у него почему-то не закрывался, вероятно, от обилия всяких чувств. Пастух обьявил:
– Хасяин попылы, касалы - иды сопи, быка, значиться, узялы, так хай и пастуха запырають.
Ситуация была настолько комической, что при всем сочувствии пастуху зал расхохотался.
Из коммунаров кто-то предложил задорно:
– А что ж, посмотрим! Давай и пастуха... Смотри, до чего довели человека!.. Побил, говоришь?
– Эхе, - попробовал сказать Юхим, не закрывая рта.
– Да что его принимать?
– запротестовал Редько.
– Он же совсем дикий. Ты знаешь, кто такой Ленин?
Юхим замотал головой, глядя не отрываясь на Редько:
– Ни.
Кто-то крикнул через зал:
– А може, ты чув, шо воно за революция?
Юхим снова замотал отрицательно головой с открытым ртом, но вдруг остановился.
– Цэ як с хмерманьцями воювалы...
В зале облегченно вздохнули. Все-таки хоть говорит по-человечески.
Многие выступали против приема Юхима, но общее решение было - принять.
Приняли-таки Юхима. А бычка на другой день зарезали и сьели.
Юхима остригли, вымыли, одели - все сделали, чтобы стал он похожим на коммунара. Послали его в столярный цех, но инструктор на другой день запротестовал:
– Ну его совсем! Того и гляди, в пас запутается.
Юхим и сам отрицательно отнесся к станкам, тем более что в коммуне нашлось для него более привлекательное дело. Держали мы на откорме кабанчика. Как увидел его Юхим, задрожал даже:
– Ось я путу за ным хотыты.
– Ну ходи, что ж с тобой поделаешь.
Юхим за кабанчиком ходил, как за родным. Юхим не чувствовал себя наймитом и даже пробовал сражаться с кухонным начальством и с конюхом, отстаивая преимущественные права своего питомца. В его походке вдруг откуда-то взялись деловитость и озабоченность. В свинарне Юхим устроил настоящий райский уголок, натыкал веточек, посыпал песочку...