Марш Акпарса

Крупняков Аркадий Степанович

— Да, ты прав.

ДОРОГА В МОСКВУ

День да ночь — сутки прочь. Так и шло время в сборах к да­лекому походу на Москву. Идти было решено вчетвером: Аказ, Янгин, Мамлей и Топейка. Ковяжа оставили в Нуженале: надо же кому-то и дома оставаться. Путь обдумывали загодя: до Ниж­него Новгорода на лодке по Волге, от Нижнего до Мурома по Оке, а в Муроме купить лошадей и — верхом через Владимир на Москву.

Пока искали подходящую лодку, пока сушили мясо и сухари, прошел месяц.

И только бы выехать—у Аказа на дворе целая сотня мурзаков. Сотник любезен: Аказу

отлучаться никуда не велит, говорит, что ожидается набег русских воинов и хан приказал сотнику защи­щать его княжеский двор.

Узнав об этом, Янгин бросился на берег, а там скачут та­тарские разъезды. Топейка сунулся было на лесную муромскую дорогу—нарвался на конную заставу. Даже на Алатырь дорогу закрыли.

— Это Пакмана, сучьей ноги, работа. Это он, вонючий хорек, донес хану,— кипятился Янгин.— Я говорил: его на совет звать не надо.

Горячись не горячись, а в Москву не попасть. Можно, конечно, пробраться меж застав ночью, но разве не нюхают каждое утро татары — тут ли Аказ, не исчез ли Янгин. Узнают, что нет — до­гонят, и тогда несдобровать.

Грустят Янгин, Мамлей, Аказ — сна лишились. Только Топейка весел, песни поет.

Песни петь хорошо, а время идет. Зима настанет, реки замер­знут — полдороги пропадет. Зимой до Москвы не добраться.

Так думали-горевали послы.

Это же думали и татары. Как только мокрую землю сковало морозом, а от берега по воде пошла бахромчатая приледь, зас­тавы сгинули, двор Аказа опустел.

Выскочили послы на Волгу, а там по краям лед не сегодня- завтра всю реку закует. Мороз, он посольство покрепче татар­ских разъездов к месту прижал. Стоят на берегу мрачные. Аказ вздыхает, Янгин плюется и бранит татар, Мамлей скребет в затылке. А Топейка все равно песни поет.

Не бесись, лихая вьюга,

Все равно придет весна —

Красна-девица подруга »—

И растопит лед она.

И напел-таки веселый Топейка. Через два дня нежданно-нега­данно набежали тяжелые тучи и полил дождь. Лед на реке про­пал. Старики сказали: мокрой погоде быть с месяц.

Тут уж послы не мешкали, оделись-обулись, бросили свои до­рожные пожитки в лодку да и оттолкнулись от берега.

Ядреный ветер звенел туго натянутым парусом, гнул мачту. Лодка летела, как птица. Топейка и Янгин во все горло пели песни.

Аказ на корме управлял лодкой, Мамлей следил за парусом. У них меж собой разговоров много, хоть и давненько вместе, а по душам поговорить времени не было. Здесь же приволье: гово­ри, о чем хочешь.

Звенит парус. Над водой разносится песня Топейки. Песня та про унылые осенние берега, про хороший ветер, толкающий лодку, про людей, едущих в гости к русскому царю.

Над холодной и хмурой рекой медленно, низко ползут черные тучи. К вечеру они спускаются еще ниже, и кажется, что впереди они уже касаются поверхности свинцовых волн лохматыми бо­ками.

Скоро во тьме исчезли берега. Ветер дул по-прежнему сильно, и Аказ не хотел приставать к берегу. Кто знает, можно ли будет идти под парусом утром? Пусть опасно вести лодку в темноте, зато сколько пройдут они за ночь!

После полуночи

сильно похолодало. Ветер усилился, он стал пронзительно-колючим. Потрескивала мачта, наполненный вет­ром парус рвался вперед, как струны, натягивались угловые бе­чевы. Лодка, врезаясь в темноту, мчалась быстро, поднимая по бокам высокие пенные волны. Люди молчали.

Первым нарушил молчание Топейка.

— Эй, Аку, больно быстро едем!

— Ну и что?

— Как что? Видишь, я на носу сижу. Налетим на встречную лодку — у меня большая шишка на голове выскочит. Тише надо ехать.

— Не слушай его, брат!— крикнул Янгин.— И-эх, жалко, еще одного паруса нет. Если так поедем, к утру на Нижнем Базаре будем.

— У меня глаза ломит,— сказал Аказ,-—Устал я.

— Отдохни. Давай я поведу лодку.

Не успел Янгин сесть на место Аказа, как раздался глухой треск, мачта переломилась и рухнула в воду. Ветер подхватил парус, сдернул его вместе с мачтой и унес в темноту. Лодку перевернуло, и все оказались в ледяной воде.

Топейка не слышал удара. Какая-то неведомая сила подбро­сила его высоко над лодкой, и он плюхнулся в реку. Еще не коснувшись воды, Топейка вспомнил, что не умеет плавать, и пронзительно закричал. Услышали ли его вопль, он не знал, так как вода сразу сомкнулась над ним. Вдруг ноги его коснулись чего-то твердого, и это твердое с шумом вынесло его на поверх­ность. Топейка понял, что под ним бревенчатый плот и именно па него налетела лодка.

Аказ и Янгин упали в воду вместе. Лодка_накрыла их обоих. Янгин ухватился за борт и, поднырнув, потянул за пояс Аказа. Когда очутились на поверхности, услышали голос Мамлея. Он барахтался у кормы и звал:

— Аказ! Янгин! Где вы?

Больше всех повезло Топейке. Он уже стоял на плоту и кри­чал изо всех сил:

— Сюда! Все сюда! Здесь плот!

Плот оказался большим и хорошо связанным. На нем не было ничего, и, видимо, его пустили по реке за ненадобностью Един­ственный шест в руках Топейки служил веслом, и Топейка ору­довал им, направляя плот к берегу. За плотом тянули перевер­нутую лодку.

Пока послы были в воде, единственной мыслью каждого было спастись, добраться до берега. Но едва они стали на твердую землю, сразу почувствовали, что замерзают. Промокшие до нит­ки, стояли на ветру, не зная, что предпринять.

— У меня кремень утонул. Огонь развести нечем,— стуча зубами, сказал Мамлей.

При слове «утонул» всех одновременно обожгла одна и та же мысль: «Деньги».

— Где деньги?! — крикнул Янгин.

— Деньги на дне реки,— тихо ответил Аказ.— У нас теперь ничего нет, все утонуло.

— Пропадем! — простонал Янгин.

— Зачем пропадем? — сказал неунывающий Топейка, снимая с головы кожаный малахай.— Вот ты смеялся, что у Топейки карманов нет. А зачем они, карманы? У тебя есть, да полные воды. А у меня все хранится в шапке. И посмотри: трут сухой.— Топейка ударил кресалом по кремню. В темноте ярко блеснул снопик искр. Желанный огонь! Еще несколько ударов о кре­мень— и ветер принес знакомый и удивительно приятный запах: это загорелся трут.