Марш Мендельсона на бис

Жукова-Гладкова Мария

– Конечно, – кивнул Вова. – Но профессионально сработанной. Если твой третий муж вел дневник для себя, записывая все, как есть, то Тимофей постарался таким образом подготовить капкан для Андрея. И для тебя тоже. Но только вначале. Потом тебя уже никто не подозревал, наоборот, думали, как не дать тебе погибнуть.

– Ты знаешь, что в меня стреляли? И что за мной следили?

– Конечно, – усмехнулся Вова и добавил, что тогда меня спасли люди Глазкова.

У меня было два «хвоста» – один непрофессиональный (человек Андрея Савушкина) и специально обученные ребята Ильи Михайловича, которых я не должна была заметить. (Я

не стала уточнять, что их видела, – какое это имеет значение?) В любом случае мне крупно повезло, что они были рядом и скрутили стрелка, пока он не успел сделать второй выстрел. Исполнитель, к величайшему сожалению Глазкова и его подчиненных, не знал заказчика. Но одно они поняли: я не стала бы заказывать себя.

– А вы давно подозревали Андрея?

Вова кивнул и добавил, что они все равно долго не были уверены, что это именно он. Кроме него и меня, было несколько возможных кандидатов.

– Но почему ты мне вешал лапшу на уши в отношении Тимофея? Ты постоянно как бы намекал на него, предупреждал меня. И я уже начала думать, что все это организовал Тимофей.

– Да, я предупреждал тебя, – согласился Вова. – Я должен был как-то предупредить. Чтобы ты была осторожна. Но тогда я не мог тебе открыть, что Тимофей работает с нами…

– И что теперь? – спросила я.

– Молиться, чтобы поправился Игорь, – ответил Вова. – Работа сделана. Эта работа.

Но оставался еще один непонятный для меня вопрос.

– Деньги-то вы вернули? – поинтересовалась я. – Те, что были украдены из ячейки Казанского в цюрихском банке?

– Это наше следующее задание, – сообщил мне Вова. – Продолжение предыдущего.

Глава 29

Санкт-Петербург. 22 мая, суббота

Весь следующий месяц я ездила к Игорю в больницу, что не очень-то нравилось Тимофею и Вове. Потом они пришли к выводу, что я чувствую себя виноватой, поскольку Игорь был ранен, спасая мою жизнь. Но у меня имелись и другие основания навещать Игоря…

С моим организмом вдруг стали совершаться изменения, которых мне еще не довелось испытать никогда в жизни.

Вначале я не верила в происходящее, объясняя повышенную усталость и легкое подташнивание по утрам событиями последнего времени. Задержку я тоже объяснила переживаниями. А потом все-таки решила проверить…

Я купила в аптеке два теста и сделала все, как было указано в инструкциях. Оба теста показали, что я беременна, только, к моему великому сожалению, не показывали, от кого.

Прикинув и сосчитав дни, я решила, что отцом ребенка все-таки должен быть Игорь. Хотя не могла быть в этом уверена. Просто мне очень хотелось, чтобы его отцом оказался Казанский, а не Вова.

Правда, обстоятельства сложились так, что сообщить Игорюне радостную весть мне пришлось в присутствии Вовы, Тимофея и Глазкова, решивших дружно приехать ко мне, чтобы отметить его выздоровление.

Тема всплыла, когда я отказалась пить коньяк. И вообще спиртное.

– Катька, ты меня не уважаешь! – заявил Казанский.

– Я беременна, – ляпнула я, сидя во главе собственного стола.

Челюсть у Игоря поползла вниз, Глазков хмыкнул, Тимофей пробормотал что-то вроде: «Ну наконец-то собралась», а Вова спросил:

– Кать, можно я к тебе перееду? – и расплылся в идиотской улыбке.

– А ты-то тут при чем? – резко повернулся к

нему пришедший в себя Игорь.

– Ну то есть как… – промычал Вова.

Казанский резко выпрыгнул из-за стола, Вова тоже времени даром не терял, быстро сообразив, в чем дело, и они схватили друг друга за грудки. Тимофей кинулся их разнимать и оказался крайним. Его отшвырнули в сторону. Я же очень порадовалась, что гости решили выяснить отношения друг с другом, а не со мной – от них вполне можно было ожидать любой реакции.

– Прекратите немедленно! – взвился к потолку Глазков. И направил весь свой гнев на меня.

Орал он долго и упорно, заявляя, что из-за меня гибнут и калечатся его ценнейшие кадры, и не успел Игорь немного оправиться, как я опять выкинула очередной фортель. И сколько вообще можно иметь мужей? И скольким мужчинам одновременно дурить голову? Игорь, Вова и Тимофей не обращали внимания на Глазкова. Я прикрикнула на Илью Михайловича, чтобы он заткнулся и вообще покинул мои апартаменты, но Глазков пока этого делать не собирался, а переключил свое внимание на парней, увлеченных конструктивной дискуссией, осознав, что я – человек конченый и со мной ему говорить не о чем, а вот со своими сотрудниками – другое дело.

Ему все-таки удалось на них повоздействовать, но произнести новую речь я ему не дала, заявив:

– Убирайтесь вон! Все четверо! Немедленно! Видеть вас не хочу! Никого!

– Катя, чей это ребенок? – спросил Казанский, наконец повернувшись ко мне. Вова тоже вопросительно посмотрел на меня. Глазкову с Тимофеем было не менее интересно услышать ответ.

– Мой, – огрызнулась я и повторила: – Пошли вон. И чтобы больше я тут не видела ни одного из вас. Я ясно изъясняюсь?

Мне попытались что-то возразить, но все-таки вскоре убрались, а я осталась одна, вернее, со своим четвероногим другом, единственным преданным мне существом.

Мне было тошно, я сидела, забившись в угол дивана, и ревела. Было жалко себя. Кто у меня остался? Все мужчины, можно сказать, потеряны. Станет ли теперь Казанский иметь со мной какие-то дела? А Вова? А второй бывший? А вообще кто-нибудь из наших общих знакомых? Ведь мужики треплются хуже, чем бабы, и эта компашка может разнести обо мне такую славу… Подружка Лена не желает со мной общаться, по крайней мере сейчас. Правда, можно смело предположить, что она вновь появится, когда у нее случится какая-нибудь неприятность. Но я не могу положиться на Ленку. И не собираюсь ничем с ней делиться. А Тамарка мертва. Как мне не хватало Тамарки! Я простила бы ей все, если бы она осталась жива. Я вытащила бы ее из тюрьмы, я наняла бы для нее лучших адвокатов, только бы она была рядом со мной. Но никакие адвокаты не помогут забрать подругу из лап Костлявой. Я одна. Совсем одна.

Вообще-то нет, поправила я себя. Во мне растет другая жизнь. У меня будет ребенок. Мой ребенок, независимо от того, кто его отец. Рядом будет родное существо, и я буду жить ради него…

«А еще без одного марша Мендельсона как-нибудь переживу», – решила я.

Эпилог

Санкт-Петербург. 19 июня, суббота

Примерно через месяц у меня в квартире раздался звонок. Я никого не ждала. Был субботний вечер, и я сидела за компьютером, заканчивая подготовку документов, которые собиралась везти в Швейцарию в понедельник.