Марш обреченных
Шрифт:
У меня волосы встали дыбом от такого сравнения! Вот тебе и Учтивые…
А ведь действительно, ни один труп не сохранил следов души, отошедшей на тусторону. Так бывает, когда ее поражают «душегубом» и банально съедают.
– Смотрите! – воскликнула эльфийка Тая'Ли и полезла под стол. – Кто-то живой!
Из-под стола, за которым сидели двое покойников, судя по виду, муж и жена, Тая осторожно достала маленькую напуганную девочку лет пяти. Ребенок дрожал и боялся открыть глаза. Со стороны могло показаться, что эльфийка прижимала к себе
– Она многое могла увидеть, – холодно предположила Тергана.
– Я не читаю память живых, – запротестовал я. – Да и не выдержу напора таких эмоций, я же не дознаватель.
– Это не проблема… – задумалась магичка. – Ее потом можно будет оживить.
Тая'Ли буквально вспыхнула ярким всплеском негодования и еще крепче прижала ребенка к себе.
– Что ты с ней хочешь сделать? – Холодный тон суровой Терганы сменился на ядовито-снисходительный.
– Отдам на воспитание в Орден, – Тая снова успокоилась. – Вдруг у нее есть способности?
– У малышки могли остаться родственники, – напомнил я ей. – Может, они захотят взять над ней опеку или даже удочерить ее. В Ордене у нее не будет ни родителей, ни родственников. Кто станет ее навещать?
– Надо уходить – едут стражи, – предупредила Тергана. – Или мне их заморочить?
– Здесь нечего делать. Живых свидетелей, кроме ребенка, нет, а убийца все дальше. Тая'Ли, у вас есть минута, чтобы принять решение: оставить малышку здесь или отправить ее на «маяк» в форт. Мы ждем вас снаружи.
Я уже хотел выйти, как вовремя заметил на столе очень знакомый перстень…
Срез памяти.
Внутренние ощущения подсказывали ему, что сейчас пять часов дня. Время шло к обеду или к раннему ужину. У кого как заведено… Кай'Ан торопливо шагал по центральной улице деревни. Сознание автоматически подмечало все детали. Блоки двух– четырехэтажных домов были разукрашены картинами. Глаз художника не мог не обратить на это внимания. Эльф вымученно улыбнулся, увидев картину, на которой счастливые парень с девушкой держались за руки, связанные широкой лентой. Свадебная символичность ленты была понятна без перевода. Кай устало закрыл глаза и вспомнил Нейлу… Но голод тут же погнал его дальше.
Над дверями двухэтажки висела недвусмысленная вывеска, призывающая отобедать. Художник побрел туда, даже не задумываясь, как будет общаться с аборигенами, не зная их языка, и чем оплатит счет.
Аккуратные столики с белыми скатертями, улыбчивые официантки, довольные посетители… От всего этого не осталось и следа, стоило Кай'Ану войти в зал. Ну что такого в уставшем путешественнике, забредшем перекусить? Эльф был забрызган кровью… Всю его одежду, руки и лицо покрывали темные засохшие капли. Не обращая внимания на застывших от удивления людей, он присел за ближайший свободный столик.
– Вам отказано в обслуживании, – сообщил подошедший официант, но Кай'Ан ничего не понимал. – Пожалуйста, покиньте наше заведение.
– Пожалуйста, я очень хочу есть, – эльф снял с пальца платиновый перстень-печатку и положил на стол, умоляюще глядя на официанта. Выбранный им язык был понятнее любых слов. Жалко было расставаться с украшением, которое подарили ему на последний день рождения Селина
Он уже начал понимать, что выглядит ужасно, но все-таки на нем не написано, что это засохшая кровь. Вдруг ее примут за обычную грязь? Ведь засохшая кровь намного темнее свежей, тем более орочья. Пусть не в этом чистом зале, но хотя бы на кухне или на складе, где его никто не увидит, он никому не помешает…
Официант осмотрелся по сторонам, ища глазами управляющего. Барная стойка ограничивала обзор, и тот не видел, как Кай положил кольцо. На вопросительный взгляд прислуги он лишь презрительно поморщился и помотал головой. Решение было принято. Специальной охраны в заведении не было, так как в маленьком городке все друг друга знали и не позволяли себе буянить, да и персонал ресторана, состоявший исключительно из рабов, беспрекословно выполнял любые приказы начальства. Парень схватил субтильного эльфа за воротник и попытался поднять, но вместо этого сам чуть не взлетел вверх, получив сокрушительный удар в подбородок. Его глаза перед смертью успели на мгновение увидеть белый потолок, прежде чем мир потух окончательно.
А Кай'Ан как будто сошел с ума и был готов завертеться по ресторану кровавой мельницей. Он хотел есть! Рука инстинктивно сжалась на горле официанта, а пальцы прорвали плоть, словно бумагу. И тут он почувствовал, как темнаяэнергия потекла в него мощным потоком. Магические силы вливалась в него с каждой новой жертвой. Эльф понял, что ему нужно было вместо еды. Тело и душа, потратившие силы на убийство четырех орков и остановку падения, требовали восстановления энергозапаса. Художник вновь принялся писать картину, но теперь ему была доступна только одна краска…
Когда эльф покончил с «пищей», он осмотрелся. Где-то под столом прятался испуганный комочек еды. Ребенок! Эльф ужаснулся своей догадке. Нет, только не дети! Он сжался, готовясь противиться внутреннему голосу, но вместо боли испытал странные ощущения, нахлынувшие вместе с нечеловеческой мыслью: молодая душа – слабая пища, пускай подрастет…
Спасаясь от внутренней раздвоенности, он поспешил на второй этаж. Там тоже нашлась взрослая еда… Все закончилось очень быстро, потому что люди даже не успевали выбегать из здания, как их настигал убийца. Все… теперь он был сыт, и внутренний голос похвалил его за хороший аппетит. Волны удовольствия накатывали не переставая. Когда он вспомнил про выдающие его капли крови, то снова испытал предостерегающий страх.
Помыться, сменить одежду!Мысль была дельной. Больше не задумываясь о содеянном, он разделся и залез в душ для персонала, чтобы смыть с себя пищевые отходы.
Он управился за десять минут: отмылся, отыскал новую одежду, раздобыл в сейфе ресторана деньги и даже нашел ключи от припаркованной на заднем дворе машины, раньше принадлежавшей управляющему. Разум снова возвращался к нему, а вместе с ним и способность быстро анализировать происходящее. Мысли пошли на убыль, а чувства притупились. Совесть замолчала вовсе. Что-то жуткое бесповоротно изменило его. Теперь им руководили только понятия «хорошо» или «плохо», существовало только белое и черное, словно не было в этой жизни полутонов. Все его прежние жизненные установки исчезли, будто система ценностей заново проходила калибровку, приспосабливаясь к новым, навязываемым извне реакциям на окружающий мир.