Марш обреченных
Шрифт:
– Что с ними? – деловито интересуюсь я.
– Черепно-мозговые травмы. Плюс у одного – перелом челюсти.
– Да, кто-то здесь изрядно повеселился! Какие-нибудь следы?
– Ничего! Пусто! – разводит руками капитан Стельмах. – Чрезвычайно загадочное дело!
– Верно говоришь. Но это доказывает лишь одно. Здесь работали не дилетанты. Здесь чувствуется почерк матерого профессионала, – многозначительно говорю я. – Хорошо. Я пойду наверх. Ты заканчивай здесь и тоже приходи. Скоординируем действия. Ты не знаешь, как мужика из прокуратуры зовут?
– Стрельцов Андрей… Андрей…
– Ничего. Сойдет и так. Спасибо за помощь!
Андрей Стрельцов встречает меня у входа в квартиру.
– Добрый день. Майор Лукин. Контрразведка.
Я протягиваю руку для приветствия и смотрю прямо и твердо, как и подобает истинному контрразведчику.
– Добрый день. Стрельцов. Следователь по особо важным делам генпрокуратуры, – отвечает Андрей. Лицо следователя сохраняет эталонную бесстрастность, только в лазах едва-едва заметна усмешка.
Он пожимает мою руку, и чувствую, как в ладонь мою впечатываются два маленьких шарика – пульки от Валеркиной пневматики.
Ну, вот и познакомились.
– Что тут у вас слышно? – начинаю я.
– Трое сотрудников ФСБ госпитализированы. Кто-то хорошо постарался. – Он испытующе смотрит на меня. – Дежурный дает письменные показания.
– Что похищено?
– Служебные бумаги генерала. Это по вашей части, —
комментирует Андрей.
– Больше ничего?
– Нет.
Забавный спектакль, если не для зрителей, то для исполнителей уж точно.
– Хорошо. Где там ваш страж?
Проходим в кабинет. За старинным столом, привычным рабочим местом нашего генерала, восседает молодой сержантик с внушительным кровоподтеком на лице. Он, конечно, не виноват и уж тем более не может подозревать, что своим присутствием в этом месте он оскорбляет мою память о любимом командире. Солдат задумчиво водит авторучкой по листу бумаги. По всему видно, что письменные показания даются ему с большим трудом. Увидев меня, он заученно вскакивает.
– Сиди, сиди. Работай. – Я устраиваюсь напротив и беру в руки уже исписанный лист. – Послушай меня, сержант. Я майор Лукин из контрразведки. Надеюсь, ты понимаешь, чем мы занимаемся?
– Так точно, – рапортует он, снова порываясь встать.
– Не подумай, что я тебя пугаю, но в ситуацию ты попал прескверную. Тут ведь вот в чем дело, на тебя же не пацанва приблатненная наехала, даже не мафиози доморощенный. Ты диверсанта проморгал. Понимаешь, что это значит?
Значило это, в сущности, совсем немного. Сержант действовал вполне адекватно ситуации. О том, что этот полуголодный срочник сможет задержать матерого профи, у которого за спиной Крым и рым, и речи быть не могло. В отличии от своего визави, я это знал. Он – нет. Все, что ему грозило, – гауптвахта. Не более, скорее, даже менее. Однако грозные слова, самым прочувствованным тоном произнесенные офицером контрразведки, сделали свое дело. В глазах пострадавшего появился смутный намек на прояснение мыслей.
– Постарайся вспомнить все, что происходило в последние дни. Ты часто здесь в караулке?
– Через день, – протолкнув комок из горла в желудок, бормочет боец.
– Вспоминай, не было бы чего-нибудь из ряда
– Здесь крутился какой-то младший сержант из ВВ. Спрашивал, когда можно застать генерала. Потом ещё пару раз его около дома видел, – начал солдатик.
– Младший сержант ВВ? – уточняет только, что подошедший давнишний милицейский капитан. – Только что у подъезда толокся.
– Капитан! – я срываюсь с места. – Поднимай всех своих, сколько есть. Возьми этого орла! Хватай всех сержантов в округе, но не упусти нашего. Это в твоих интересах.
Окончание фразы звучит напутствием исчезающему за дверью оперу.
Глава 19
Покончив с формальностями в квартире Рыбакова, мы переходим к опросу свидетельницы Яковлевой, гостеприимством которой пользовались госпитализированные ФСБшники. Прежде всего, нам надлежало ознакомиться с пленкой неизвестного режиссера, которую на ближайшем фестивале авторского кино можно было выставлять под названием «Спина». Спасибо Андрею Стрельневу, проследил, чтобы ФСБшник, который тела забирал, кассету с собой не прихватил. Теперь вот имею шанс насладится. Несмотря на видимый драматизм картины, сюжет её до банального прост: могучая спина майора Пластуна приближалась к двери квартиры Рыбаковых, символизируя, очевидно, идею неотвратимости. Дважды прокрутив исходный материал, я удовлетворенно отмечаю про себя, что пользы для розыскников от увиденного мной было бы, пожалуй, маловато, и все же, без зазрения совести, изымаю видеокассету.
Следующим номером в моей сегодняшней программе был звонок Птахе. Воспользовавшись телефоном, предоставленным любезной хозяйкой, набираю заветный номер. Неизвестно, висит ли здесь прослушка, быть может – да, быть может – нет, но на разговор у меня – не более минуты.
– Алло. Добрый день. Майор Лукин на связи. Полковник оставил для меня информацию?
Голос Ани на том конце провода моментально приобретает секретарские нотки. Слава богу, соображает моя милая подружка очень быстро. Если я разговариваю на отморозке, значит, иначе не могу.
– Подъезжайте в полдень в управление.
– Есть!
Вот и поговорили.
Теперь «свидетельница». Мадам Яковлева является великолепным образчиком, увы, немалочисленной породы женщин, именуемых «круглые дуры». Это написано у неё на лице такими большими буквами, что иных черт просто незаметно. Когда я захожу в комнату, Андрей Стрельцов уже в поте лица снимает показания.
– … Потом, как Николай Михайлович помер, Борис Афанасьевич заходил и разговаривал с Толей… – долетает до меня конец фразы.
– Стоп! По порядку. Толя, я так понимаю, – ваш муж, – с места и в карьер вступаю я в разговор.
– Ну да! – Хозяйка смотрит на нас так, будто мы – инопланетяне, и не понимаем самых элементарных вещей. – Он раньше работал в Комитете, теперь вот – на пенсии.
– А сейчас где трудится? – спрашиваю я.
– Так Толя же сейчас за границей. Он в СП работает, консультантом. И вот уже неделю, как за границей. Звонил недавно, говорил, что все в порядке. Устроили их там хорошо, люди душевные, встретили…