Марш Турецкого

Незнанский Фридрих Евсеевич

Тот, что был с ножом, вскочил и кинулся на Турецкого, скорее всего, желая очистить себе путь к двери. Но Грязнов бросил на него штору, сорванную с окна. Бандит покатился по полу. Через мгновение и он был связан по рукам и ногам.

– В машину они сами пойдут или мы будем выносить их по одному, как трупы? спросил Турецкий у Грязнова.

– А мы сейчас спросим.

– Пошли на хрен, менты вонючие, ответил мужчина.

– Слава, не знаешь, кто эти грубые люди? спросил Турецкий.

– Толстый Осокин, а молодой Грабовский. Безработные, промышляющие грабежами складов. Участвовали в убийстве Бартенева. У Осокина трудное детство, мать и отец алкоголики, умерли.

В последнее время жил с сестрой. Грабовский из нормальной семьи, но еще в школе связался со шпаной, занимался карманными кражами, за воровство был осужден. Условно. Вот такие биографии. Тебе, Александр Борисович, этой мелочевкой и заниматься не следовало бы, но коль они попали в поле зрения, так придется их забирать и впаять им еще и за то, что оказали сопротивление работникам правоохранительных органов.

– А откуда мы знали, что вы из органов? Может, вы урки? Лезли нагло, пользовались отмычкой! пробасил Осокин.

– Все ты знаешь, Осокин. Уже забыл, какими словами нас встретил? ответил Турецкий.

– Хватит базарить! Пошли в машину, приказал Грязнов.

– Погоди, остановил Турецкий, надо бы обыскать жилище. Чтоб в другой раз сюда не переться.

Грязнов оглядел комнату с изломанными стульями, засыпанную разбитым стеклом, сказал:

– Похоже, что это помещение чистое, у них даже оружия с собой не было. Эй, куда пушки задевали? Отвечать быстро! приказал Грязнов.

– Оружие у нас отняла охрана, сами еле ноги унесли, сказал Осокин. Думали, у вас разживемся. А вы налетели, как ангелы, с пустыми руками.

– Я с собой не ношу оружие, сказал Турецкий.

– А я ношу, но не пользуюсь, подхватил Грязнов. Шлепнешь придурка, а потом пиши объясниловку. Зачем?

Грязнов заглянул под кровать, посмотрел в ящиках стола, потом обшарил задержанных и развел руками:

– Ничего.

– Тем лучше, ответил Турецкий. Пора ехать. Уже темнеет. Скоро и ночь, надо наших мальчиков на ночлег определить. Завтра пусть твои ребята их допросят. А мне некогда. На этих поганцев никакой жизни не хватит! Плодятся и плодятся, как тараканы.

– Государство само толкает нас на преступление, вдруг заговорил до этого молчавший Грабовский. Я молод, здоров, а работы нет. Кроме как грузчиком, нигде не устроишься, а зарплата такая, что на нее и кота не прокормишь, не то что мужика. Вот и приходится кормиться подножным кормом, подбирать, что плохо лежит.

– Нечего на государство списывать свои грехи! Мало ли в стране безработных? Что ж теперь, всем грабежом заниматься? Ну и что получится? строго спросил Грязнов. И сам себе ответил: Хаос!

На задержанных в машине надели наручники и помчались в город.

Он запер документы в сейф и… задумался. А какой смысл, собственно, ехать домой? Поспать два-три часа и обратно? Отдохнуть можно, вообще-то говоря, и здесь: в шкафу, где вешалка, до сих пор сохранилась старенькая раскладушка, к которой Турецкий относился бережно и, как талисман, перевозил с собой, меняя кабинеты. Можно также взять ключи от Костиной приемной, где для посетителей был поставлен диванчик. Коротковат, правда, но можно пару стульев подставить в ноги. Так за чем же дело?

Нет, надо ехать, решил окончательно. Переодеться, побриться. Под душем постоять. Вообще, каждое новое дело требует и особого подхода, свежего взгляда, в конце концов, даже свежей рубашки.

"Еду", сказал он сам себе, еще не предчувствуя, что готовит ему судьба. А впрочем, останься он что бы изменилось?…

– Хорошая машина, умная. Турецкий погладил свою красную "семерку" по приборному щитку, будто лошадь по холке. Сразу завелась, без

капризов, молодец…

Машину эту, как уже было сказано, он получил в качестве награды и презента лично от директора охранно-розыскной фирмы "Глория" Дениса Грязнова, сменившего на этом посту своего дядюшку Славу. Подарок пришелся очень кстати, поскольку предыдущий "конь" Турецкого, как, впрочем, и остальные предыдущие, коим имя табун, покинули белый свет не по своей воле, а исключительно с помощью бандитов, угонщиков и "протчей сволочи", как обозначал некую публику, охотно переквалифицирующуюся в уголовников, Петр Великий. И еще она оказалась тем более кстати, что на ней же Денисовы умельцы смонтировали для Турецкого массу необходимых в его профессии вещей. Оч-чень хороший движок, надежную сигнализацию и другие "мелочи", вплоть до мини-бара, что размещался в середине спинки заднего сиденья. Игрушечка, а не машина. Турецкий оставлял ее возле дома, не боясь осторожных автоворов: чтобы проникнуть в машину, им пришлось бы разбивать стекла и при этом вздрагивать от рева сигнальной сирены.

Разбудив дремлющего охранника, Александр Борисович подождал, пока тот включит мотор чугунных ворот, и выехал на Большую Дмитровку. Движения уже, естественно, не было. В этот мертвый час столица крепко спала и ехать было одно сплошное удовольствие. Когда он выехал на Пушкинскую площадь, чтобы дальше, бульварами, катить на свою одинокую Фрунзенскую набережную, внезапно ожила трубка сотового телефона, лежащая в бардачке машины. Турецкий просто поверить не мог, решил, что ослышался, может, это в багажнике что-то забренчало? И в голову не могло прийти, что кто-то посреди ночи пожелает вдруг поговорить с ним. Но сигнал повторился. Потом еще и еще раз. Чудеса в решете!…

Турецкий пожал плечами, открыл бардачок и достал трубку. Уже поднося к уху, услышал бодрый, хотя и с заметной хрипотцой, низкий голос:

– Доброй ночи, Александр Борисович!

– Здравствуйте. Турецкий и не старался скрыть удивления. Простите, с кем имею честь? "Славка, что ли, расшалился? Нет, голос явно не его…"

– Мы с вами определенно знаем друг друга, хотя лично не знакомились. Но это дело, как говорят умные люди, легко поправимое, было б желание.

– И тем не менее?

– Скажу без затей: пока действительно не имеет значения.

– Нет уж, простите, я так не привык. Мало того что я вас не вижу. Вы ж меня зовете по имени-отчеству, а мне предоставляете право беседовать даже не с тенью, а, так сказать, с пустотой?

– Хорошо сказано! Голос зарокотал бархатистым смешком. Ну тогда называйте меня… скажем, Никитой Сергеевичем.

– Ба! Неужто сам Хрущев?!

– А вы шутник, Александр Борисович. В голосе звякнули металлические интонации.

– Есть маленько, уж не обессудьте. Кстати, это ведь все-таки вы изволите тревожить мой сон посреди ночи, а вовсе не я нарушаю ваш вечный покой, дорогой наш Никита Сергеевич. Не так ли?

– Я оценил ваш юмор, прозвучал ответ после короткой, почти незаметной паузы, которую вполне можно было бы принять и за легкую растерянность: видать, не привык собеседник к подобной вольности. Но, насколько мне известно, вы совсем не спите, а только собираетесь это сделать, поскольку едете определенно в сторону дома. Верно?

"Кто? Кто?" бился вопрос. Голос точно незнаком. Слишком характерные интонации, которые, как правило, запоминаются. Так говорят, расслабившись в веселых компаниях, крупные военачальники, министры прежней закалки, вообще немолодые люди, давно обладающие большой властью… Бывшие чекисты?… Тоже не исключено…