Маршал Баграмян. Мы много пережили в тиши после войны
Шрифт:
— Это романтическая история. Бабушка с дедушкой познакомились в Ленинакане, где стоял его полк. Они полюбили друг друга с первого взгляда, но дедушка был вынужден уехать на службу в другое место. А в это время бабушкина семья попала в беду, и нашелся человек — офицер, который спас их. После этого Тамару (будущую мою бабушку) отдали ему в жены. Надо учитывать, что все это происходило на Кавказе, а там обычаи не позволяют девушке идти против воли родителей. Она вышла замуж и уже была беременна, когда ее муж погиб. В 1922 году, узнав о том, что любимая овдовела, Ваня (будущий мой дедушка) приехал и посватался к ней. Для традиций Кавказа это был смелый шаг — брать в жены женщину, которая уже была замужем и у которой есть ребенок. Но Ваню это не остановило. Он женился на Тамаре, а ее сына Мовсеса всегда считал своим. Они прожили вместе долгую жизнь, у них родилась дочь Маргарита, они вместе прошли через все испытания, справили золотую свадьбу. И до конца жизни сохранили эту пламенную любовь.
Дедушка всю жизнь писал жене нежные письма, даже ненадолго уезжая в командировки. А во время войны свои послания отправлял при первой
Карина достала из книжного шкафа несколько пачек конвертов.
— Может быть, вы отберете для своей книги некоторые из них, как иллюстрацию их многолетней нестареющей, неугасающей любви.
Конечно же, я воспользовался этим разрешением Карины и привожу несколько писем из разных периодов долгой жизни и переписки Ивана Христофоровича.
«9 февраля 1920 г.
Гор. Александровск
Здравствуй, моя родная Тамара!
Вот уже прошло восемь долгих месяцев, как ты уехала к родным. Не буду писать подробностей моей жизни в этот промежуток времени, а только скажу кратко: „Я мучился и страдал“.
Тамара, радость моя! Почему ничего не пишешь мне? Неужели ты уже изменила свои отношения ко мне? Или ты сердита на меня? Такуш, Шаво и Жанна получают от тебя письма, и только я один ничего не получаю.
Тамара! С Арменом ты прислала секретку Жанны, в которой ни одного слова не говорилось обо мне. Твои слова к Жанне: „Передай привет всем знакомым“ привели меня в бешенство. Вот подумай, как было тяжело мне читать эти строки. Из близкого человека я превратился в просто знакомого.
Тамара, радость моя! Наверное, Такуш писала тебе, что я чуть было не приехал за тобой, но в Эривани меня обманули, что Чананаб татарами занят, и мне пришлось отставить свою поездку.
Тамара, родная! Пиши, не забывай бедного Ваню…»
«16. V.26 г. Тамара-джан!
После семидневных мучений наконец дошли до своего лагеря и кое-как устроились. Сегодня первый день, как я немного свободен от работы. И вот пользуюсь этим временем для того, чтобы написать тебе несколько слов.
Тамара-джан! Тебя, наверное, больше всего беспокоит мое здоровье и питание в лагере. Так вот, я так же здоров, как и при тебе. Даже за дни похода пополнел немного. Открыта великолепная столовая, где обед и ужин в течение месяца обходятся в 22 р. 50 к. Обеды вкусные и сытные. Намного лучше канакырских…
Тамара-джан! Напиши, как ты доехала, и как наши встретили тебя? Откровенно говоря, и сейчас точно не знаю, где ты — в деревне или в Гандже. Поэтому решил письмо одно направить в Ганджу, а телеграмму в Чардахлы, чтобы ты не беспокоилась. В общем, пиши скорей, где ты находишься.
Тамара-джан! Теперь о финансах. Отдаленные до сих пор еще не получены. Есть слухи, что в июне дадут. Напиши, когда и сколько прислать тебе денег. Да, забыл написать, что перед выездом из Эривани был на курортной комиссии. Не хотели признать меня туберкулезным. Записали меня в Гурзуф (в Крыму) на курорт во вторую очередь. Эта очередь, кажется, должна ехать в июле месяце. Но я хочу отказаться и не поехать вовсе. Напиши свое мнение. Относительно комнаты еще не ходил в город. Сегодня думаю пойти. Скучаю без тебя!.. Следи за собой… Когда приедешь, обниму тебя крепко-крепко… А пока целую тебя мысленно крепко-крепко. Привет нашим. Твой Ваня».
«1 августа 1926 г.
Абастумани
Тамара-джан!
Вот уже седьмой день в Абастумани. 5/VII осматривал меня консультант. Определил продуктивный процесс в легких и назначил вливание кальция, продуктивный процесс — не активный. На мой вопрос, чем я болен, он ответил, что туберкулезом 1-й степени. За эти шесть дней прибавил только 2 ф[унта]. Питание в сравнении с дилижанским неважное. Мне приходится докупать яйца и икру.
Тамара-джан! Ты знаешь мой характер. После каждого осмотра врача на меня нападает уныние, я проклинаю все на свете, мучаюсь за тебя и Маргушу и все кажется пропавшим в жизни. И так день за днем проходит в однообразии, в скуке…
Тамара-джан! Меня еще одна мысль угнетает. За полтора года моей болезни я мог заразить тебя и Маргушу. Ведь это ужасно. Зачем вы должны мучиться из-за меня?
Тамара-джан! Ты должна следить очень хорошо за собой и Маргушей. Если и ты заболеешь, то мне будет очень трудно жить. Ради нашего счастья, ради наших детей я прошу тебя беречь себя. Главное — в питании, питайся, питайся и питайся. Не жалей на это денег. Пусть у тебя не будет приличного платья, но зато будешь здорова. Так запомни, дорогая. Если нужны тебе будут деньги, пришли мне телеграмму. Я напишу Езнаку, он пришлет. Только телеграмму необходимо прислать мне до 15–20 августа, после чего полк будет на маневрах.
Каким нашла в Чананабе Мусика? Наверно, вырос. Поцелуй его звонко в правую щеку за меня. Как Маргушенька, не поправляется ли? Я до сих пор не забываю, как она рыдала за мной в день отъезда из Эривани. Береги ее…
Ну, как мама с папой поживают? Передай им привет и горячий поцелуй. Передай папе, что я очень сожалею, что не приходится приехать в Чананаб, повидать его и немного выпить…
Тамара-джан! Напиши правду, не соскучилась ли ты по мне. Я страшно скучаю по тебе, Маргушеньке и Мусике. Пиши, дорогая, пиши, моя славная Тамо! Буду ждать. Целую крепко, крепко, крепко.
Весь твой и всегда твой Ваня».
Одно из писем во время учебы в академии Фрунзе.
«18.06.31 г.
Тамара-джан! Представь себе, что буквально нет ни одной минуты, чтобы свободно отдохнуть и заняться личными делами. Нагрузка большая. Единственный день отдыха, который
И ты поверь, что прямо нет времени писать письма. Я сейчас страшно беспокоюсь об Абгаре и ничего не могу сделать. Надо писать, но нет времени. Напиши ты, прошу.
Тамара-джан! В том письме я просил Мусика и Марго мне написать письма о своих занятиях и успехах. Ты им скажи, пусть напишут.
Тамара-джан! Надеюсь, что тебе сейчас стало легче… Ты должна особенно следить за собой. Здоровье нажить нельзя, его скорее теряют. Поэтому ты не отказывай себе в питании. При хорошем питании и спокойной жизни (а это сейчас возможно) можно поправиться. Так что еще раз прошу: следи за собой.
Тамулик-джан! В последнем твоем письме слово [искреннее] на меня произвело сильное впечатление. Признаться, я бесконечно был рад, я словно нею тебя почувствовал. Это слово лишний раз убедило меня в твоей глубокой привязанности ко мне…
Тамулик-джан! Радость моя, пришли из снимков что-либо. Я забыл взять твою карточку и детей. Пришли. Фотография — тоже связь. Да, забыл сообщить тебе, что я ударник и до сих пор иду на лучших отметках в отделении. Пока кругом „хорошо“. Приеду в Москву 1 октября. Осталось всего 2 месяца и 12 дней. Поцелуй детей.
Целую тебя крепко, крепко. Жду письма. Твой Ваня».
Писем в годы войны написано много. Привожу только одно из них, но читатели должны представить, в какие роковые дни оно написано — начало осени 1941 года, когда армии отступали и все напрягали последние силы, чтобы остановить врага.
«Тамара-джан, при мысли, что это последнее письмо, которое я пишу тебе в Москву и не знаю еще, когда и куда придется тебе писать, после этого чувство досады поднимает во мне бурю негодования против злой судьбы. Тамара-джан, радость моя, жизнь моя, если бы ты знала, какой сильной и горячей любовью люблю тебя. Тысячи верст разделят нас на несколько месяцев. Выход один — письма и честность, а для тебя еще и здоровье. Прошу, умоляю тебя, пиши. Пиши как можно чаще мне, говори со мною через бумагу и карандаш. Остальное все — то есть тебя, мою сладость, я смогу представить вблизи от меня с этими словами на устах. Тамара-джан, Тамо-джан, мой адрес тебе известен. Самым тяжелым преступлением передо мной будет с твоей стороны писать редко. Буду ждать письма ровно через каждые пять дней. Уверен, что ты мою просьбу сумеешь выполнить, если хоть немного любишь меня. Да, Тамара-джан, так, золотко мое, с чувством глубокого сожаления приходится прощаться с тобой. Так прощай же, дорогая, прощай, моя жизнь, прощай, моя верная спутница жизни. До скорого и счастливого свидания. Весь твой и навсегда преданный тебе Ваня. Целую тысячу раз. Сентябрь 1941».
Карина, грустно улыбаясь, говорит:
— Уже будучи пожилым человеком, дедушка, уходя на работу, иногда оставлял бабушке записку: «Я тебя люблю».
1945 год
В еще улыбчивых глазах Карины заблестели слезинки, подошли горестные воспоминания о кончине бабушки. — Она тяжело болела, лежала в больнице на улице Грановского, мы часто навещали ее. Дедушка почти не отходил от ее постели. Кстати, в соседней палате находился ваш коллега — писатель Валентин Катаев. Он, слава Богу, выздоровел, а бабушка скончалась. Ее похоронили на армянском кладбище, напротив Ваганьковского.
Мы не раз беседовали, и о многом рассказала внучка Ивана Христофоровича Карина
Я не расспрашивал Карину, как перенес Иван Христофорович этот тяжелейший удар судьбы. Думаю, читателям не трудно представить его состояние, даже по нескольким приведенным выше его письмам.
Карина коротко завершила эту печальную часть нашей беседы:
— Меня отправили на нашу дачу в Баковке, чтобы я не путалась под ногами. Через несколько дней дедушка приехал на дачу. По тому, как он вышел из машины, я поняла: случилось что-то ужасное! Он подошел ко мне и сказал: «Нашей бабули больше нет с нами», — и заплакал. После бабушкиной смерти он изменился — сник, начались проблемы со здоровьем — он узнал, где находится сердце, которое до этого никогда не болело.
Сын Мовсес, на срочной службе в Советской Армии. 1944 год
Мне очень жаль Тамару Амаяковну, Ивана Христофоровича, да и мою молодую собеседницу. Чтобы как-то отвлечь ее от грустных воспоминаний, перевожу разговор на более приятную для нее и для меня тему. Тем более что у нас в жизни оказались сближающие обстоятельства: Карина вместе с моей дочерью Олей училась в Военном институте иностранных языков. Они однокашницы. У них жизнь сложилась одинаково не только в годы учебы. Обе они получили звание лейтенанта, как и полагается, вышли замуж, и через некоторое время разошлись с мужьями. Они очень самостоятельные! Обе растят сыновей: Карина — Андрюшеньку, Оля — Мишеньку, которые учатся (в 2006 году) в третьем классе.