Маршал Конев

Борзунов Семен Михайлович

— У меня есть встречное предложение, — поспешно заговорил он. — Мы сообщим в Берлин об окружении русских танков, прорвавшихся на одном из участков фронта, и о том, что нашими энергичными действиями они уничтожаются. Таким образом, при удачном исходе операции у нас будет возможность повторно донести о поражении советских войск.

Губы Гарпе дрогнули в чуть заметной гримасе. Он прекрасно понимал замысел своего начальника штаба: тому тоже хотелось выглядеть перед фюрером прилично.

— Хорошо, — кисло проговорил генерал. — Составьте донесение в таком духе.

18

Гвардии

полковник Слюсаренко понимал, что положение бригады с каждым часом ухудшается. Враг бросил против неё все наличные в этом районе силы — танки, противотанковые орудия, гранатомётчиков и подразделения автоматчиков. Контратаки следовали одна за другой. Труднее всего пришлось, пожалуй, батальону капитана Алексеева. Комбриг, только что побывавший в подразделениях, видел — бой выдался действительно тяжёлым. На батальон навалились свежие силы противника — немецкие «тигры» и «пантеры». Они подбили пять наших танков. В бою погиб командир батальона, тяжело ранен командир первой роты. Но батальон не дрогнул. Лично командуя оставшимися танковыми экипажами, Слюсаренко поддерживал связь со всеми подразделениями бригады. Он вызывал их по рации, предупреждал об опасности, направлял в нужное место для удара по врагу. Он видел, например, с каким мастерством и отвагой сражается экипаж младшего лейтенанта Алексея Гордиенко. Это был один из немногих танков, уцелевших в том бою от батальона капитана Алексеева. Прикрываясь складками местности, используя небольшие бугорки возле шоссе, экипаж «тридцатьчетвёрки» не давал врагу приблизиться, пушечным огнём сдерживал его натиск. Гордиенко с помощью механика-водителя умело маневрировал и вёл огонь, появляясь то в одном, то в другом месте.

— Молодец! — подбодрил его по рации Слюсаренко. Вскоре лейтенант Гордиенко доложил, что кончилось горючее. Он поставил машину в овраг, снял пулемёты, и экипаж занял на высотках круговую оборону.

— А пушка? — спросил Слюсаренко. — Почему молчит танковая пушка?

— Остался один снаряд, — ответил Гордиенко. — Используем его по самой близкой и самой опасной танковой цели, чтобы бить наверняка.

— Правильное решение. Держитесь и не подпускайте к себе никого. Приму все меры, чтобы выручить вас из беды.

С горючим действительно плохо. На запрос Слюсаренко начальник тыла бригады доложил, что подвоз прекратился. Несколько машин с боеприпасами и горючим перехвачены противником. Разведчики, высланные начальником штаба бригады, установили, что немцы захлопнули тот небольшой и узкий коридор, по которому прошла бригада. Бой теперь надо вести в окружении, строго экономя горючее и боеприпасы.

— Есть связь с Рыбалко? — поинтересовался Слюсаренко у начальника штаба бригады.

— Пока нет. Но непрерывно вызываем.

— Поторопите радистов. Очень нужны горючее и боеприпасы...

Отдав распоряжения об организации круговой обороны для всей бригады, Слюсаренко шагнул к своему танку. В этот момент его окликнули:

— Связь! Есть связь, товарищ гвардии полковник! Слышимость слабая. Но голос Рыбалко всё же можно разобрать:

— Слюсаренко? Куда же ты пропал? Мы тебя по всему свету ищем. Докладывай. Севернее Золочева? Прекрасно. Молодцы. Так, так...

Выслушав Слюсаренко, Рыбалко ничуть не смутился тем, что бригада попала в окружение. Танкистам к этому не привыкать: такая уж у них доля — зачастую сражаться в отрыве от основных войск.

—

Противнику тоже несладко, — сказал он. — Вы же насели на его тылы. Он вертится как чёрт на горячей сковородке. Сможешь ты продержаться сутки без помощи? Сможешь? Прекрасно! А завтра я сам буду у тебя. Обязательно буду. Желаю успехов тебе и твоему составу бригады. До встречи! Передай мою просьбу всем танкистам. И просьбу Конева, с которым я только что разговаривал.

Слюсаренко понял, что по приказу командующего фронтом его родная гвардейская танковая армия наконец-то переходит в наступление. Это радовало и вдохновляло. Значит, подмога близка: Рыбалко всегда держит слово.

И тут как из-под земли появился корреспондент Барсунов, умоляя комбрига хотя бы несколько строк передать по рации в газету.

...Была середина ночи. Шли без света, на ощупь. Танк командующего упорно месил вязкую глинистую землю. Дорога петляла по лесному лабиринту, и ветки деревьев, мокрые от только что прошедшего дождя, больно хлестали по лицам бойцов, сидевших на броне десантом. Подразделения танковой армии Рыбалко, вытянувшись в нитку, медленно ползли вперёд, и нервы всех танкистов, от командующего до бойца, были напряжены до предела. Все знали, что успех зависит прежде всего от скорости продвижения, но именно скорости пока и нельзя было развить.

Командир 53-й танковой бригады гвардии полковник Архипов Василий Сергеевич, по грудь высунувшись из открытого люка, напряжённо всматривался в темноту леса.

— Ползём как черепахи, — с досадой произнёс он. — Ещё хорошо, что немцы нас не нащупали, а то бы пришлось худо.

Архипов хотел крикнуть механику-водителю, чтобы тот прибавил газу, но, взглянув вперёд, только рукой махнул: понял, что всякое поторапливание в таких условиях бесполезно. Танк качнуло, и он, резко затормозив, вовсе остановился.

— Что там? — осведомился Архипов.

Никто ему не ответил. Но и без ответа было ясно: впереди опять затор. Пока он рассосётся, придётся ждать. А как томительно сидеть сложа руки, когда каждую минуту обстановка может осложниться, противник сумеет подтянуть резервы и ударить в самом уязвимом месте. Скорее бы на оперативный простор. Душа комбрига, получившего звание Героя Советского Союза ещё за финскую кампанию, горела неуёмным желанием действовать быстро и решительно.

Заместитель командира 53-й гвардейской танковой бригады по политчасти подполковник Зарапин на марше обычно находил себе место на броне танка. Считал, что тут он поближе к людям, особенно к мотострелкам, тоже сидевшим, как правило, десантом на броне. Да и обзор здесь лучше. Всегда в курсе событий, а чуть где заминка — он уже на земле, вмешивается, принимает решения, помогает. На броню танка забрался он и перед началом движения через Колтовский коридор, сказав предварительно комбригу:

— Я, как всегда, наверху.

В бригаде он уже полтора года. Всех знает, и его все знают. Низенький, плотненький, внешне похожий на Рыбалко, он подвижен и неутомим. На марше командарм, любивший объезжать бригады, чтобы обо всём узнавать из первых рук и немедленно принимать необходимые решения, чаще всего из командования бригады натыкался на Зарапина, потому что он всегда на виду. Но и в местах сосредоточения, звоня в штаб бригады, командарм обычно выходил опять же на замполита и уже через него вызывал к себе комбрига гвардии полковника Архипова.