Маршал Советского Союза

Язов Дмитрий Тимофеевич

– А что с ним?

Ничего не сказал Виктор Васильевич. И так по его взгляду было все понятно.

….С тревогой ожидаешь встречи с человеком, которого ты боготворишь, который в неспокойном океане жизни светил тебе маяком. Сколько мне довелось встретить за свою жизнь людей, которым больше бы подошла профессия фальшивомонетчиков, возводящих неискренность на официальном уровне в добродетель. К сожалению, высокая должность избавляет многих от необходимости иметь еще и дарования. Исса Александрович Плиев жил так, как будто ему вовсе не придется умирать. Но главное его достоинство – он никогда не уверял других в том, во что

сам не верил. Он часто любил повторять: «Военная присяга – это узы, а не узда». Делать других людей счастливыми – эту тяжелейшую и часто неблагодарную ношу Исса Александрович взваливал на себя ежедневно. Любил Плиев вспоминать в дружеской компании и о своих встречах с Михаилом Шолоховым, при этом старался нас просветить: «Что же вы, дурни, принимаете за чистую монету бред забугорных голосов, которые клевещут на Шолохова. Им-то можно иметь своих бабелей, а как у нас народится самородок – ату его! Ату! И травят русских писателей, и услужливо подсовывают им веревку с петлей: «Примерь-ка на себя, дружок. Твой фасончик – классика!» Только бы с глаз долой, чтобы прописать на русском Парнасе свое сучье отродье». И непременно добавлял: «Михаил Шолохов по жизни своей прошел, как сквозь строй, под ударами шпицрутенов. И всего-то его вина, что он русский! Зато, что он в бурке скачет вольным казаком, а не клянчит у Стены плача в шапчонке заморской барышни».

– Да неужели Солженицын ошибается? – вдруг однажды усомнился кто-то из офицеров.

– Еще как ошибается Александр Исаевич! Нашли чему удивляться! Толстой и Тургенев и то друг друга чуть не подстрелили. Вздумали выяснить свои отношения на дуэли. А уж какие были светочи. Кому-то и Шолохов помешал. Большое желание его стреножить, поднять его бренное тело на пики лжи.

На Кубу Плиев вылетел под псевдонимом Павлов. Исса Александрович ходил по высоким инстанциям и все сокрушался: «Дали особистам волю, отблагодарили: генералу всучили псевдоним. Даже в драматические для Отечества дни я не прятался за псевдонимом. Вы что, спутали меня с деятелем культуры?»

– Это еще не все, – успокаивали генерала в особом отделе. – Вам, Исса Александрович, надлежит сдать нам партийный билет…

– Час от часу не легче! И кто же вам посоветовал обобрать генерала? Чья инициатива? Я буду жаловаться в ЦК!

– На кого? На Хрущева пойдете жаловаться?

– Да чтоб у него вся кукуруза росла под псевдонимами! – взорвался Исса Александрович. – Партийный билет хоть вернете? Не забудете?

И партбилет Плиев отдал в ГлавПУР, лишь убедившись в надежности сейфа.

Через несколько дней Плиев вылетел на новое место службы. Вот-вот должен был состояться неведомый пока еще миру поединок между Хрущевым и Дж. Кеннеди.

…Плиев приехал к нам в Ольгин посмотреть, насколько успешно кубинцы изучают новейшие виды вооружения. Ехали мы со скоростью 60 километров в час. Плиев несколько раз махнул рукой водителю, дескать, жми на педаль, ты же не детвору везешь в пионерский лагерь.

– Товарищ командующий, – оправдывался водитель, – вы же сами предупредили: лихачей наказывать!

– Чудак, как тебя звать-то?

– Виктор.

– Чудак Виктор, 60 километров я установил для водителей, а не для себя. Чтобы через полчаса мы были в «эскадроне»!

Так Плиев именовал полк. Через полчаса мы прибыли.

– Пройдем в «эскадрон» к зенитчикам, – приказал командующий.

С радостью выслушали в полку,

что в середине февраля отправят домой первую партию солдат четвертого года службы.

– А когда нас, офицеров, отправят домой? – поинтересовался кто-то из командиров.

– А вы что, чеховские три сестры? – мягко спросил Плиев. – В столицу захотелось, на балы? Офицеры и полковой духовой оркестр выезжают последними. Сынки, потерпите, вместе отправимся к дамам на танцульки в Сокольники.

При этом Исса Александрович поведал нам историю, как он однажды попал в общество дам с неприличными манерами. «Довелось мне однажды командовать 4-й армией в Баку. И представьте себе, меня, кавалериста, поселили в дом с непристойными картинами: на них красовались голые дамы. Так я пригласил художника и приказал ему одеть распущенных женщин в платья».

Мы знали, у Иссы Александровича день рождения, и пригласили именинника за праздничный стол. Не спрашивая разрешения, налили ему и рюмку «Столичной». А заодно поздравили легендарного командира с награждением орденом Ленина.

С ответным словом выступил и Плиев. Но почему-то он начал свою речь с увлечения Бахусом. Он так и сказал: «Я не о Бахе веду речь, а о Бахусе. Он, по-моему, грек, а вы советские офицеры, и пить вам не пристало, как грекам. Буду зорко следить за вашими возлияниями». И пошутил: «Язов, уволь приказом из полка этого самого Бахуса». Поблагодарив за гостеприимство, Исса Александрович вылетел в Санта-Клару.

10 февраля нам стало известно: в порту Моа встал под погрузку сухогруз «Сретенск». Из опыта мы знали, что кухня, хлебопекарня на корабле рассчитаны только на экипаж 50–60 человек, а мы отправляли 500. Колонна получилась довольно Длинная – более 40 автомобилей. Выехали в назначенное время. К Моа шли вдоль берега, холодный ветер заставил потеплее одеться, только жесткие кактусы стояли неподвижно, выставив свои колючки навстречу ветру. Решили ночью не входить в город и порт. Отдыхали по-походному, в машинах под тентами.

На рассвете въехали в порт. Радушно нас встретили на корабле, капитан сказал, что у команды есть опыт в оборудовании твиндеков для перевозки личного состава, да и кое-что из материалов припасено.

Воспользовавшись пребыванием на корабле, послал телеграмму в Ленинград, поздравил жену и доченьку с праздником весны.

* * *

…Утром, как мы и ожидали, прилетел генерал Георгий Павлович Исаков, передал привет от Грибкова, с которым мы вместе служили в штабе Ленинградского военного округа. Исаков не стал интересоваться проблемами обустройства. Он изъявил желание побывать на полигоне, до начала сумерек знакомился с учебным центром. Чем-то генерал остался доволен, что-то вызывало у него усмешку. Поводов было предостаточно: допотопное оборудование для танкодрома больше напоминало реквизит для цирка.

На следующий день в 5 часов утра мы выехали на полигон. В темном небе пробегали зарницы. В смуглой полутьме чернели вершины невысоких гор южнее Ольгина. Когда мы прибыли на полигон, огненный шар солнца торжественно всплыл над приморской долиной. Дождя уже не было два месяца, стрельбище и танковая директриса на фоне голубого моря выглядели серой пустыней, вместо песка ветер гонял кусочки земли, перемолотые гусеницами танков. Командир танкового батальона кубинских РВС лейтенант Суари представился и попросил разрешения начать стрельбу.