Маршрутка
Шрифт:
Ну так найдите же десять отличий! Или хотя бы одно, но главное.
Ладно. Пока вы там копаетесь в подсознании, мы уже сделали эту работу. Как писали в рекламе на заре постперестройки, только для вас и за рубли.
Внимание: главная особенность России заключается в том, что здесь все очень некрасиво — кроме того, что красиво необыкновенно. Если из России вынуть Кремль и кое-что в Замоскворечье, Невский со шпилем в дальнем конце и немножко набережной канала Грибоедова, залитый весенний луг с белой церковью, неотличимой от ее отражения в воде, и несколько десятков сверхъестественных красавиц, едущих в любую минуту в любом вагоне метро… ну и еще кое-какие считаные по пальцам одной трясущейся руки наши эстетические вершины — то останется только грязь, серая тоска, недоделка как национальный обычай и художественный прием, сумрак как единственное время дня, года и жизни.
Вот мы и видим маршрутное такси, стоящее перед уже скорым отправлением
Описывать ли эту площадь? Описывать? Ладно, о’кей. Итак: справа прекрасный храм, обновленный в последние благословенные годы высококачественными финскими красками на деньги состоятельных прихожан, живущих в недостроенных коттеджах под ключ. Слева — мини-маркет, прежде носивший простое, но красивое имя «сельпо», а теперь обложенный снаружи искусственным облицовочным камнем из еврокартона и имеющий внутри ассортимент, какого не было в обкомовском распределителе. Между этими памятниками эпох и прежде всего нашей великой эпохи воссоединения стилей расположились стеклянные ларьки с чем угодно и машины-такси волжского и узбекского производства. Таксисты коллективно курят в ожидании заветного, единственного, выгодного пассажира — прочим же отказывают. Вокруг таксистов с таким же озабоченным видом бегают местные собаки, тоже не зарабатывающие по мелочам, а живущие большою мечтой.
И всё это — грязное, заляпанное бурыми брызгами родной земли до самого верха, безнадежное, несколько косоватое, с щелями, заклеенное газетами изнутри, покрашенное невыносимой салатовой, падла, краской!..
Господи, за что же это нам? Чем провинились мы пред Тобою, что судил нам жить среди нас же, в изуродованном нами же отчаянном мире распада, в неустройстве и безобразии нашем же…
А тем и провинились, козлы. Работать надо, поняли, нет? Ну и все, весь базар, зачехлили тему.
А кто же набил тем временем эту маршрутку до неположенных четырнадцати, а потом и до невообразимых шестнадцати человек? Кем там представлены москвичи и гости столицы и области, из кого мы наберем персонажей нашего рассказа?
Извольте.
Водитель, приезжий славянин Владимир. Права всех категорий, за рулем сутками, потому что надо быстро заработать и отослать через банк, отстояв полдня в очереди, почти все туда, домой, где свобода, независимость и никакой работы, где маманя с сестрами и вся, в общем, известная любому мелодрама — ну в газетах каждый день пишут. Автомобиль «газель» в его пассажирском варианте ненавидим Владимиром отчаянно, потому что, сука, ломается все время и лишает заработка. Пассажиров Владимир тоже не любит, потому что среди них встречаются такие — злее духов, да и сами духи тоже встречаются. Еще Владимир ненавидит свою независимую власть, всех черных и ментов, конечно, но не всех, а только беспредельничающих. Он курит в водительское, всегда наполовину открытое окно — поводок порвался, и стекло застряло.
Едкий курительный дым ползет слоями наружу, приемник, подвешенный для удобства к рваному потолку кабины, поет про братву, а Владимир смотрит куда-то в сторону, прищурившись. И если зайти сбоку и напороться на его взгляд, то сразу поймешь, где он служил действительную и кем.
После водителя назовем дам, сидящих в салоне транспортного средства. Ледиз, как говорится, фёрст.
Вот две женщины Нина и Лида, занявшие переднее сиденье, спинами к предстоящему движению. Приехали они в столичные края из братской бывшей республики, ныне деспотии. Работают они… Ну, в общем, нельзя сказать, что эта работа им не нравится. Вопреки распространенному гуманистическому мнению этой работой женщины (редко, но и мужчины тоже) занимаются не только из крайней нужды и беспросветности, с отвращением и муками, но и по природной, не скажем душевной, склонности. Потому что из нужды можно торговать на вещевом рынке, сидеть со старухами, мыть подъезды, а можно и по-другому определиться, на работу тоже физическую, но совершенно другого рода. Которая подходит некоторым как по внешним данным — что не в первую очередь, так и по темпераменту — почти в ста из ста. А отсутствие его, темперамента неутолимого, никакими красками и одеждами, даже чисто турецкими, а не поддельными китайскими, не скроешь. Потому что одежда, сами понимаете, дело временное, краска тоже до первого пота, а желание — оно либо есть, либо нет, причем неплохо, чтобы было оно все рабочее время.
В общем, Нина с Лидой приезжали в пригород как бы на работу вахтенным методом, поскольку здесь был большой неудовлетворенный спрос в лице строительных рабочих, занятых возведением коттеджей под ключ и сопутствующего торгово-развлекательного центра «Торгово-развлекательный посад» в древнерусском лабазном стиле и со всеми топовыми брендами мирового рынка. Женщины отработали подряд две смены, считай, и сейчас, надо признать, ноги у них слегка трясутся и вся кожа дергается — хорошо, ничего не заметно в сидячем положении.
На других обитых клочьями искусственной
Кто же еще есть в машине «газель» типа микроавтобус? Ну кроме перечисленных гостей столицы и окрестностей, нелегальных иммигрантов, топчущих нашу священную землю, поливающих ее своим потом, и трудовым, и любовным, а иногда и кровью — вместо нас… Собственно, местных всего только три человека. Давно натурализовавшийся, еще в качестве зоотехника существовавшего здесь некогда совхоза, Владас Егорович Полушкинас, совершеннейшая ныне пьянь рваная, без смысла и цели передвигающаяся с место на место в северо-западных окрестностях Москвы. То есть это неправильно: со смыслом и целью, потому что всегда как-то так получается, что гденибудь ему да нальют. И он там и заснет, а как только проснется, так тут же едет на поиски нового целебного источника — и ведь находит! И денег с него почемуто никто не берет за проезд, даже недобрый водитель Владимир. В смысле, чего возьмешь с такого алконавта, тем более он чухна. Второй неопределенного статуса человек в маршрутке — здешний, поселковый подросток-юноша, имя которого нам неизвестно, да, собственно, и не имеет значения. Обычный подросток лет двадцати двух — в широких штанах, узкой куртке, бейсбольном картузе и с наушником, точнее, внутриушником, из которого громким шепотом раздается модная музыка на грубые слова. Откуда появляются такие подростки по всей стране, включая самые экономически проблемные ее области и края, — с навороченными мобилами, МР3-плеер плеерами, в дорогой некрасивой одежде? Кто ж знает. Как-то возникла новая порода, у них даже прыщей почти нет. Надежда страны. Цвет общества. Видеть их противно, но, надо отдать им должное, — они живые и еще долго будут живыми, а это большое дело, быть живым… Третьим же дополнительным к нездешним людям персонажем едет старушка Татьяна Ивановна, обычная старушка из коренных жителей, чем живет — неизвестно, у нее одна пенсия и дом без газа, но каждый день ездит в город, где имеет какой-то интерес возле станции метро «Улица 1905 года». И с этого интереса даже опохмеляет иногда внука Игоря, который в данный момент как раз стоит с таксистами, хотя сам никакого отношения к такси не имеет.
Все, поехали. Дернулись, выпустили дополнительно к сигаретному, исходящему от Владимира, автомобильный дым от газовского мотора, тяжело вывернули на дорогу, расталкивая наглые иномарки и жигулевскую пузатую мелочь, — и рванули.
Знаете ли вы, как ездят подмосковные маршрутки? Нет, вы не знаете, как ездят подмосковные, да и московские маршрутки, да и вообще «газели», да и все, кто ездит по дорогам нашей любимой страны, вечно поминаемым бесталанными ораторами наряду с дураками, причем цитата приписывается иногда Ломоносову, но чаще, натурально, Пушкину… Если бы вы по-настоящему узнали, каково ездить по нашим дорогам, то уже на месте вашего ДТП, на смятом ограждении, висел бы сейчас пыльный венок, вот что я вам скажу. А покуда вы живы, не считайте себя опытным российским ездоком — постигнуть эту науку при жизни невозможно.
Вот едет наша маршрутка, обгоняя справа, по обочине, сверху и под землей все, что можно обогнать, включая не виданное нигде в мире, только на дорогах ближнего Подмосковья, чудо — месяц не мытый «мазерати»… Вот едет она, подрезая и будучи подрезаемой, уходя в занос и виляя тупым, грязным до крыши задом, протискиваясь в щель между двумя такими же, пересекая две сплошных, три сплошных, все на свете сплошные… Вот дремлют в салоне женщины как бы легкого, а на самом деле совсем нелегкого поведения… Вот клюют носами гастарбайтеры, совершенно незаслуженно получившие в России это немецкое общее прозвище вместо своих отдельных тюркских и других восточных имен, какие уж гастарбайтеры стали бы так жить… Вот сваливается на пол и продолжает там наслаждаться жизнью натурализовавшийся до полной нечувствительности к окружающему прибалтийский выходец… Вот трясет головой под шуршащую в ушах музыку подросток, наше будущее… Вот старушка Татьяна Ивановна одна бдительно смотрит в набегающую даль…