Марсианин

Вейр Энди

Святые угодники! Я только что осознал, что действительно верю, будто доберусь до МВА. Как ни в чем не бывало, я строю планы, чем займусь, когда путешествие закончится. Как будто это ерунда. Мелочь. Я просто загляну в Скиапарелли, к МВА.

Мило.

Как бы то ни было, лишнего шлюза у меня нет. Один в марсоходе, один в прицепе – и все. Они прочно закреплены, так что вряд ли мне удастся снять шлюз и установить на спальню.

Но я могу полностью загерметизировать спальню, для чего даже не придется ее кромсать. Место присоединения к шлюзу снабжено клапаном,

который можно развернуть, чтобы закрыть им вход. Не забывайте, что шлюзовое соединение я позаимствовал от надувной палатки, которая предназначалась на случай аварийной разгерметизации марсохода. Толку от нее, если ее нельзя загерметизировать?

К сожалению, это аварийное приспособление является одноразовым. Идея заключалась в том, что люди закрываются в палатке, после чего оставшиеся члены экипажа подъезжают к ним на другом марсоходе и спасают. Команда рабочего марсохода отсоединяет палатку от сломанного и присоединяет к своему, затем вскрывает вход со своей стороны и извлекает испуганных коллег.

Согласно инструкциям миссии, чтобы иметь возможность осуществить подобный план, в марсоходе одновременно не должно находиться больше трех человек, и оба марсохода должны быть полностью рабочими, иначе нельзя использовать ни один из них.

Мой блистательный замысел таков: добравшись до МВА, я больше не буду использовать спальню в качестве спальни, а помещу в нее оксигенатор и стабилизатор атмосферы. Спать же буду в прицепе. Умно, да?

В прицепе полно места. Я лично об этом позаботился. Аэростат обеспечивает достаточную высоту – площадь пола невелика, но места над головой выше крыши.

Кроме того, в брезенте спальни есть несколько отверстий под клапаны. Спасибо жилому модулю: брезент, который я от него отрезал, имел клапанные отверстия (в три раза больше, чем нужно). НАСА хотело удостовериться, что при необходимости модуль можно будет накачать снаружи.

В итоге я получу запечатанную спальню с оксигенатором и атмосферным стабилизатором. Она будет подсоединяться к прицепу посредством шлангов и обмениваться с ним воздухом, а через один из шлангов я пропущу провода. Марсоход превратится в склад (ведь пульт управления мне больше не потребуется), а прицеп опустеет и станет моей постоянной спальней. Я даже смогу использовать ее в качестве мастерской, чтобы модифицировать МВА, для работы с деталями, которые пролезут через шлюз.

Разумеется, если со стабилизатором или оксигенатором возникнут проблемы, мне придется вскрыть спальню. Но я уже провел здесь 492 сола, и все это время они отлично работали, так что можно рискнуть.

Запись в журнале: Сол 497

Завтра я буду у съезда в Скиапарелли!

При условии, что ничего не случится. Но черт побери, вся эта миссия прошла как по маслу! (Это был сарказм.)

Сегодня «воздушный день», и в кои-то веки я ему не рад. Я так близко к Скиапарелли, что чувствую его вкус. Полагаю, преимущественно вкус песка, однако не в том суть.

Разумеется, на этом мое путешествие не закончится. Потребуется еще три сола, чтобы добраться до МВА,

но проклятие, я почти на месте!

Кажется, я уже вижу край Скиапарелли. До него еще далеко, и наверняка со мной играет мое воображение: 62 километра – поэтому если я его и вижу, то едва-едва.

Завтра, добравшись до Входного кратера, я поверну на юг и въеду в чашу Скиапарелли по Входному пандусу. Я провел быстрые вычисления и пришел к выводу, что спуск безопасен. Перепад высоты от края до дна – 1,5 километра, а длина съезда – не менее 45 километров. То есть наклон составляет всего-навсего два градуса. Не проблема.

Завтра вечером я погружусь на новую глубину!

Нет, лучше сказать иначе…

Завтра вечером я буду на нижнем пределе!

Нет, это тоже плохо звучит…

Завтра ночью я окажусь в любимой дыре Джованни Скиапарелли!

Не берите в голову, просто валяю дурака.

Миллионы лет край кратера подвергался постоянной атаке ветра. Ветер грыз каменистый гребень, как река прогрызает горную цепь, и за долгие эры сломал край.

В созданной ветром зоне высокого давления появилась течь. Тысячелетия шли, и пролом расширялся. Пыль и частицы песка оседали в чаше.

В конце концов установилось равновесие. Уровень песка в кратере достиг края, и теперь песчаный холм рос не ввысь, а вширь. Склон удлинялся, пока не установилось новое равновесие, которое определяли сложные взаимодействия бесчисленных крошечных частиц и их способность удерживать наклонную форму. Появился Входной пандус.

Из-за погодных условий сформировались дюны и голые участки. Падавшие поблизости от кратера метеориты превращались в камни и булыжники. Склон стал неровным.

Сыграла свою роль и гравитация. Со временем пандус уплотнился – но уплотнился неравномерно. Области разной плотности оседали с разной скоростью. Некоторые участки стали твердыми, как камень, другие остались мягкими, как тальк.

Хотя в среднем уклон казался небольшим, сам пандус был грубым и неровным.

Добравшись до Входного кратера, единственный обитатель Марса повернул свой марсоход к чаше Скиапарелли. Труднопроходимость пандуса стала для Марка Уотни неожиданностью, но он уже сталкивался с пересеченной марсианской местностью.

Он объезжал небольшие дюны и осторожно переваливал более крупные. Он обращал внимание на каждый поворот, каждый подъем или спуск, каждый камень на своем пути. Он продумывал маршрут и просчитывал все альтернативы.

Но этого оказалось недостаточно.

Спускаясь по обычному – на вид – склону, марсоход пересек невидимый гребень. Плотная, жесткая почва неожиданно сменилась мягкой пылью. Поверхность была занесена пятисантиметровым слоем песка, и заметить неожиданный перепад высот не представлялось возможным.

Переднее левое колесо марсохода ушло вниз. Из-за внезапного крена правое заднее колесо полностью оторвалось от земли. Нагрузка на заднее левое колесо возросла, и оно соскользнуло с ненадежной опоры, тоже погрузившись в пыль.