Марсианский прибой (сборник)
Шрифт:
Легко будет потомкам взвешивать промахи: как это их предки видя — не видели, думая — не думали, борясь — не замечали врага за спиной. Им умудренным, человечным жителям коммунизма — быть и судить, это неизбежно. Сам Полынов без страха думал об этом грядущем суде. Приговор будет вынесен сущности, а не видимости, делам, а не словам, и потому он будет справедливым. Тревожно, однако, знание, что каждый твой поступок со временем получит точную оценку; тревожно и ответственно. В пору позавидовать нищете тех, кого заботит лишь тот
Пятнадцать минут истекли. Пятнадцать минут, которые, быть может, решали судьбу миллионов. Свет не включился.
Неожиданно для себя Полынов ощутил не отчаяние, а безразличие. Слишком много испытаний для одного человека. Слишком. Это предел для него. Он слишком устал.
Все же он заставил себя получше забаррикадировать дверь. Еще не все потеряно с гибелью Крис, пытался он себя ободрить. Рано или поздно кто-нибудь даст ток. Тогда, если прежде его не обнаружат и не убьют, он успеет предупредить Землю. Не так важно, что будет потом.
В том, что Крис больше нет, он не сомневался.
Но свет внезапно вспыхнул. Мигающий, тусклый, вполнакала. Полынов ошеломленно следил за биением неоновых огоньков включенной аппаратуры. Он понял, что это конец. С таким напряжением в питающей сети радиограмму послать невозможно.
По двери грохнул удар.
— Сдавайтесь!!!
Баррикада из столов и стульев затрещала.
Полынов сел, поднял лайтинг. Машинально прикинул толщину двери, прицелился, плавно нажал спуск.
Луч не вылетел.
Все поплыло перед глазами Полынова. Он бешено тряс бесполезное оружие, как будто можно было исправить ошибку, вернуть лайтингу израсходованные в бою заряды. Дверь, треща, приоткрывалась, тесня баррикаду.
Полынов перехватил лайтинг как дубину, кинулся навстречу просунувшемуся в щель стволу, чтобы сбить его прежде, чем он плюнет смертью.
В последний миг психолог увидел перед собой бледное лицо врага…
— Полынов! — отчаянно закричал тот.
У Полынова обмякли руки.
— Морис.
Секунду спустя они, нервно смеясь, стиснули друг друга в объятиях.
— А я тебя чуть…
— Но я ведь тоже…
— Ох, боже мой, Полынов… Психолог опомнился первым.
— Так мы победили?!
Морис растерянно посмотрел на Полынова.
— Хотел бы я знать… Моя группа погибла. Вся.
— Так. — Полынов снова был как взведенная пружина. — Ясно. Радио знаешь?
— Еще бы! Связист «Антиноя».
— Останешься здесь. Я — в энергоотсек. Попробую наладить ток. Если удастся, радиограмму Земле немедленно!
— Понял. Лайтинг, ты забыл лайтинг!
— Эту памятку моей глупости?
Морис все понял.
У первого же убитого Полынов подобрал оружие
Стены, пол, потолок переходов были вспаханы лучами лайтингов. В мигающем свете поблескивали осколки стекла. Больше всего Полынова поразила чья-то металлическая пуговица, вплавленная в бетон потолка.
Потрясала тишина. Ни звука, ни стона, ни движения. Теперь, когда вспыхнул свет, все живое попряталось, затаилось, потому что никто не знал, кто победитель, а кто побежденный.
Но едва Полынов свернул к энергоотсеку, как из ниши метнулась тень. Охранник упал на колени, и торопливый выстрел Полынова пронзил пустоту.
— Не бей, не бей, хозяин!
— Амин?! — Полынов опустил лайтинг.
— Я, я! Ты обещал…
— Встать! Взять оружие! Никого не подпускать! Стрелять только в охранников!
— Слушаюсь… Я служу… Грегори — пуф! — мертв. Я убил его! Многих убил!
— Хорошо, хорошо, потом…
У входа в отсек, обнявшись, как братья, лежали двое: пассажир «Антиноя», седой, величественный профессор космологии Джерри Карк и Грегори. Их скосил один и тот же луч.
Полынов поспешно перешагнул через мертвецов. Рванул дверь.
Он увидел привалившуюся к пульту Крис, увидел прыгающий в ее руке пистолет, увидел наставленное на него дуло…
— Ай!..
Крик девушки — последнее, что он услышал, прежде чем на него обрушилась звенящая чернота. А потом звон смолк, и все смолкло.
Словно ветер кинул издали порыв смутных голосов. И пришла боль. Он удивился: откуда могла прийти боль, если у него нет тела? Из темноты?
Но тело внезапно ожило. И дало ответ, что боль в нем самом, что он лежит, что запястье сжимают чьи-то пальцы, а вот звуки — они действительно идут из темноты.
Он поспешил отдать телу приказ встряхнуться, почувствовать себя, чтобы оно снова не растаяло, не ушло от него.
Резко зазвенело в голове, ему показалось, что он падает вниз, а оттуда, тесня черноту, скользит свет, скользит дикий пейзаж скал. Изображение ниже, ниже — селектор связи, чем-то очень знакомый стол; изображение колыхнулось, вплыли чьи-то лица… Крис! Он узнал Крис. Стоя на коленях, она что-то шепчет, закрыв глаза. Словно молитву читает. Губы у нее совсем черные, и вокруг запавших глаз тоже чернота. Да это молитва и есть — он различает слова.
Все стало на место. Был бой, был ад, был целящийся в него глаз пистолета, он лежит в кабинете Гюисманса, Крис здесь…
— Мы победили?..
Крис дернулась, как от удара тока. Сияющая, изумленная радость преобразила ее лицо.
— Жив, жив, жив…
Она уткнулась лицом ему в ладонь. Ладони стало мокро и горячо.
— Жив, конечно, — незнакомый голос и незнакомое лицо, широкое, благообразное, с трясущимися щеками, надвинулись одновременно. — Полынов, как вы себя чувствуете?