Мартин Хайдеггер - Карл Ясперс. Переписка, 1920-1963
Шрифт:
[102] Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру
Гевдельберг, 24 мая 1930 г. Дорогой Хайдеггер!
Сердечно благодарю Вас за письмо. Ваш окончательный отказ все же вновь взволновал меня. Теперь, благодаря Вашим разъяснениям, я Вас понимаю. Твердость Вашего решения не оставляет сомнения в том, что Вы сделали правильный выбор. Те философские идеи, что еще дремлют в Вас и ощущаются только Вами, здесь, на юге, в одном из оазисов современной пустыни, могут проявиться куда лучше. И все же мне не безразлично, что ввиду нынешней действительности и при ее опасности в Берлине теперь не будет философии. С Вашей стороны в этом решении заключен отказ и притязание, значение которого я еще не вполне понимаю. Из этого выйдет что-нибудь хорошее. Я желаю самого лучшего Вашей работе, опирающейся на ту основу, которую Вы так решительно избрали.
В настоящее время Ваше решение имеет объективную значимость для нашего немецкого университета в целом. Ибо многам оно подскажет: Берлин падает в цене — малые
Теперь для Вас остается Гейделъберг [274] . Если Вы действительно хотите этого, то с Вашей помощью я сделаю все, чтобы Вы перебрались сюда. И начать следовало бы заблаговременно. Сложность будет с Гофманом, за которым, к сожалению, стоит большая часть факультета, однако вполне возможно, что, оказавшись в одиночестве, он сразу примет Вашу сторону. Другая сложность: Карлсруэ; [275] там Вы, правда в финансовом отноше-
[274]
Ясперс уже строит планы о преемстве кафедры Риккерта.
[275]
Министерство по делам культов и просвещения.
нии, будете иметь преимущество перед Кассирером, поскольку вместо Вас во Фрайбург могут пригласить кого-нибудь, кто обойдется дешевле, если Карлсруэ вообще сохранит в Гей-дельберге три ординариата, что никогда не входило в планы и не было одобрено ландтагом. Но все это мы можем обсудить позднее.
Для меня, разумеется, Ваш переход в Гейдельберг — единственная из возможностей, которая имела бы значение. Тогда решилось бы, способны ли мы оба коммуникативно философствовать и в предельно радикальной дискуссии, или же свое существование продолжит старый солипсический путь, что всегда присутствовал в университетах: одна только полемика, но никакого реального итога и старания "не обижать друг друга". Для нас это была бы своеобразная проверка экзистенциальной философии, которую нельзя осуществить напрямик, волевым усилием. Если в обстановке публичности это произойдет как движение, реализуемое в течение нескольких лет, то в философствовании появится новая верификация и новый призыв к другим, который сумеет создать некую действительность. Неудача будет ни с чем не сравнимой трагедией для меня и, думаю, для Вас тоже. Страх перед неудачей порой ставит под вопрос мое желание такого пространственного соседства. В Берлине это было бы иначе, нежели в опасной тесноте небольшого города. Трудности велики, но тем значительнее удача.
Можно ли приостановить упадок Гейдельберга Вашим переходом сюда — сказать трудно. Ведь речь идет главным образом о назначениях и защитах диссертаций. У нас было много отказов (Бушор [276] , Панофски [277] ). Если придете Вы, значение Гейдельберга в глазах общественности наверняка возрастет. Зача-
стую мы здесь безоружны перед теми людьми, которые целенаправленно идут на приглашение посредственностей. Они в большинстве. С Вашим приходом солидарность двух (при которой мы почти наверняка могли бы рассчитывать на Вебера и Гундольфа) приобрела бы, возможно, ту силу, свидетелем которой я бывал лишь в краткие мгновения. Но в физическом отношении на меня полагаться нельзя, и сколько мне осталось жить — на это Вам тоже надо обратить внимание. План аристократического университета, который мы недавно обсуждали, пока утопия. Но сбрасывать его со счетов нет необходимости. Если рейх вправду когда-нибудь захочет создать "рейхсунивер-ситет", то, может быть, шанс и появится. Тогда без Вас не обойтись. Потому что в этом случае политически решающим фактором станет сотрудничество католических кругов. В этом вопросе мы все здесь как дети малые, тогда как Вы знаете в этом толк и, возможно, найдете варианты, которые и центр устроят [278] , и университет не погубят.
[276]
Бушор Эрнст (Buschor, Ernst; 1886–1961) — специалист в области классической археологии; отказался от преемства кафедры Людвига Курциуса в Гейдельберге.
[277]
Эрвин Панофски отклонил приглашение в Гейдельберг (на место Карла Ноймана).
[278]
"Центром" была католическая партия, названная так по занимаемым ею местам в середине парламента. В годы Веймарской республики была основной правительственной партией.
Когда я размышляю о возможности Вашего перехода, еще одно обстоятельство усиливает мое желание видеть Вас здесь; вспоминая о Вашей молчаливости в наших беседах, я тоскую по "обоюдоострым" обсуждениям, какие бывали раньше и давным-давно прекратились. Правда, по крайней мере в последний год, виноват в этом я. Завершение книги — каторжный труд, который необходимо закончить, чтобы снова стать свободным. Если не помешает болезнь
Ваше письмо застало меня в постели. После девятимесячного перерыва лекции привели мои бронхи в ужасное состояние. Однако я сумел продержаться, "не выходя из строя". Теперь пользуюсь первым свободным днем, чтобы ответить Вам. Мы очень
рады, что Вы приедете на Троицу, — надеюсь, Ваши планы этому не помешают.
Сердечный привет,
Ваш Карл Ясперс.
[103] Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру
Гейдельберг, 5 июля 1930 г.
Дорогой Хайдеггер!
Срочно требуется кандидат на место нештатного профессора романской филологии. Не могли бы Вы как можно скорее сообщить Ваше мнение о Райнфельдере [279] — о нем как о человеке, о его преподавательских успехах, об инаугурационной лекции и т. д. Я знаком с тем суждением, которое Вы сообщили Бесселе-ру [280] . Ваше письмо я хочу показать комиссии. Вероятно, оно окажется решающим, по крайней мере так говорил мне Ольшки [281] . Обычный автоматизм — для правительства так проще всего — подталкивает к Райнфельдеру.
[279]
Райнфельдер Ханс (Rheinfelder, Hans; 1898–1971) — романист, защитившийся во Фрайбурге и в 1933 г. ставший ординарным профессором в Мюнхене.
[280]
Бесселер Генрих (Besseler, Heinrich; 1900–1969) — музыковед, с 1928 г. профессор в Гейдельберге, позднее — в Йене и Лейпциге.
[281]
Ольшки Леонардо (Olschki, Leonardo; 1885–1961) — романист, ученик Карла Фослера (Karl Vossler); в 1918–1932 гг. преподавал в Гей-дельбергском университете, затем был приглашенным доцентом Королевского университета в Риме. В 1933 г. по причинам расистского характера был отправлен Гейдельбергским университетом в отставку; после этого продолжал читать лекции в Риме, пока ему не запретили и это. В 1938 г. эмигрировал в США, где долгое время был безработным. В 1944 г. получил место на факультете восточных языков в университете Беркли, однако в 1950 г., во время маккартистских "чисток", лишился его, хотя был уже американским гражданином. С 1954 г. преподавал в Риме и Венеции. Основной труд: "Geschichte der neusprachlichen wissenschaftlichen Literatur", Heidelberg 1919–1927*.
"Русск. перев.: "История научной литературы на новых языках", т. 1–3, М. — Л., 1934
Сердечный привет,
Ваш К. Ясперс.
Перелиска [104] Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру
Гейдельберг, 13.7.30 (почтовый штемпель)
Дорогой Хайдегтер!
Вы мне еще не ответили. Поэтому на всякий случай сообщаю Вам, что заседание комиссии, на котором должно быть принято окончательное решение, состоится в среду.
Сердечный привет,
Ваш К. Ясперс.
[105] Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу
Фрайбург, 15 июля 30 г.
Дорогой Ясперс!
Вчера у меня была лекция в Карлсруэ, и до поры до времени я забыл и отложил в сторону все остальное. Поэтому с ответом я, наверное, опоздал.
О Райнфельдере я, конечно, не могу судить как специалист. Мне довелось присутствовать у него на защите, а в таких случаях можно многое почерпнуть уже из формулировки автобиографии. Я не имею в виду основные вехи жизни. Впрочем, Райнфелвдер знаком мне не только в связи с этим обстоятельством, а кроме того, я навел о нем справки.
Количественные показатели его преподавательского успеха весьма высоки, но речь ведь тут идет о чистой показухе и Удобном способе накопить справки об участии в семинарах. И своей задаче Райнфельдер вполне соответствует. Рвения у него предостаточно, а предъявлять иные требования к этим кошмарным полчищам новоиспеченных филологов ему незачем.
Судя по тому, что я знаю о нем и слышал, он на это и не способен. Его лекция при вступлении в должность была, по общему мнению, просто жалкой. Там вроде бы что-то говорилось о "духовной личности", а мы как раз и требовали осветить тему Паскаля, чтобы кандидат не только все время доказывал, что он вполне прилично овладел и без того несложным ремеслом и с его помощью приходит к так называемым **результатам исследований", но чтобы он вдобавок имел возможность убедить факультет: живой мир, о литературе и языке которого ему предстоит говорить, затрагивает его самого.
Эту возможность Райнфельдер получил, факультет не почувствовал ни малейшего намека на живое отношение к материалу. Я уж не говорю об оригинальности этого живого отношения, способного дать стимул исследованию.
Даже характерно католический мир Паскаля не получил у Райн-фельдера, верующего католика, никакого освещения. Жалкое зрелище.
Здесь, как и в других случаях, все дело в необходимости. В нынешних условиях без таких показушников уже не обойтись. Вне всякого сомнения.
Но за этим стоит вопрос: должен ли философский факультет становиться таким показушным заведением для учителей языка, которых потчуют вдобавок сомнительной эстетической болтов-