Мартин-Плейс
Шрифт:
— Да.
Но это она пригласила его. Он стоял на пороге мира Полы, и перед ним открывались более широкие горизонты.
Из-за разговора с Риджби сегодня он ее больше не увидит. Обычно они шли вместе до трамвайной остановки, но Пола никогда его не дожидалась. Она была неизменно сдержанна, уклонялась даже от прощального поцелуя, и поэтому Дэнни чувствовал себя неуклюжим простофилей. Однажды он услышал, как Томми Салливен говорил Гарри Денту про Полу: «Она из тех, кто обещать-то обещает, да только черта с два с нее получишь!» — и его ярость нисколько не ослабила подозрения, что Пола боится самой себя. Мужское внимание ей приятно, однако она избегает более серьезного чувства. «Это
Она рассказала ему кое-что о себе. Она писала статьи на темы, интересующие женщин: о модах, об искусстве обставлять квартиру, о способах сохранения красоты — «о чем угодно, лишь бы какой-нибудь редактор согласился меня испробовать. Папа мне помогает. Он неплохо пишет. Теперь ты знаешь, Дэнни-Дэн, что во внеслужебные часы я веду трудовую жизнь».
Дэнни не удивили честолюбивые стремления Полы. Ее интерес к журналистике отдавал тем псевдоинтеллектуализмом, которого не было в его собственной работе. Если Пола добьется успеха, то эта профессия откроет ей доступ в мир, совсем не похожий на мир «Национального страхования». Теперь он понял, почему она так не любит свою нынешнюю работу, но это не помогло ему разрешить стоявшую перед ним проблему: его-то работа и его будущее ничем не могли ее привлечь. Он не стал ей рассказывать о своих неловких попытках писать стихи. В отличие от ее статей эти стихи были не частыми и глубоко личными излияниями — для того чтобы он мог поделиться ими с ней, они должны были узнать друг друга гораздо ближе.
Риджби сидел неподвижно, слушая, как в коридоре затихают шаги Дэнни, и пытался выторговать у себя помилование в последнюю минуту. На ладонях и шее у него выступил пот, и он нервно провел пальцем под воротничком. Ему почудились какие-то шаги, и он воровато оглянулся. В зале никого не было. А если бы кто-нибудь и вошел? Мистер Риджби просто задержался, доканчивая работу. Его взгляд в конце концов обратился к хранилищу и застыл на красном сигнальном огоньке над дверью, а рука медленно-медленно потянулась к чемоданчику под столом.
В хранилище он поставил чемоданчик на пол и вынул из кармана ключ, который сам вырезал три месяца назад по ключу, забытому Джаджем. И еще он вытащил перчатки. Он надел перчатки — эта предосторожность показалась ему мелодраматичной, словно все происходило в одном из тех детективных романов, которые он иногда почитывал, и он почувствовал неловкость и смущение. Остальное было просто: ни сложных проблем, как войти и выйти, ни сомнений относительно того, что он найдет в сейфе, ни страха перед разоблачением. Заподозрят, конечно, в первую очередь Джаджа, подумал он с искренним сожалением, но раз кассир ни в чем не виноват, то с ним ничего плохого не случится.
Он уже нагнулся над сейфом, сжимая в руке ключ, как вдруг тишину нарушил громкий скрип. Испуганно выпрямившись, он сунул в карманы затянутые в перчатки руки и тихонько подкрался к двери.
Зал был пуст. Тяжелая дверь, несомненно, сама повернулась на петлях. Облегчение хлынуло по жилам, как кровь, полученная от донора, и он опять направился к сейфу.
Он быстро перекладывал банкноты из черной сумки в свой чемоданчик, не трогая серебра. Взглянув на депозитную квитанцию, он заметил сумму. Эта пропажа не нанесет им ущерба, подумал он, такая малость! Поставив сумку на место, он запер сейф, а потом и хранилище. Теперь оставалась только одна опасность: встретиться в вестибюле с Рокуэллом, Фиском, Льюкасом или с кем-нибудь еще из тех, кто сидит в кабинетах верхнего этажа.
Было совсем темно, когда в переулке, ведущем к «Маноа», он уронил ключ от малого сейфа в водосток. Грязь на дне мягко чавкнула.
Войдя к себе, он прошел в спальню. Из гардероба он достал отвертку, кусок толстой проволоки и жестяной денежный ящик. Стоя на столе, он отвинтил вделанный в потолок плафон — аккуратно, как механик, прекрасно владеющий своими инструментами. Переложив ровные пачки банкнотов из чемоданчика в жестяной ящик, он засунул ящик в дыру под круглым основанием плафона, которую для этого расширил, затем взял проволоку и затолкал ящик поглубже в просвет между потолком и полом верхнего этажа. Установив плафон на место, он слез со стола и сел на край кровати.
Все это отняло больше сил, чем ему казалось в процессе работы. Его руки дрожали, он задыхался. Он лег и закрыл глаза. Открыв их снова, он увидел то место, где был спрятан ящик. Доставать его придется не раньше чем через три года — три долгих блаженных года.
Он продолжал лежать и думать. Самое трудное будет завтра — завтра он должен в совершенстве владеть собой, безупречно играть роль того клерка, которого они знают так давно.
А теперь нужно позвонить Эдит. Внезапно он почувствовал, что сегодня ему необходимо ее общество — как завтра будет необходима ее близость.
Ее голос слегка дрогнул.
— Да… Что случилось, Джо?
— Мне не хочется быть сегодня дома, Эдит.
— Джо, у вас какие-нибудь неприятности? Ваш голос звучит как-то странно.
Нет, у него все хорошо, сказал он, наверное, что-нибудь с телефоном.
— Или это просто интуиция! — она засмеялась. — Боюсь, я веду себя глупо.
Глупо? Или уклончиво? Внезапно его сердце съежилось: вдруг она узнала что-нибудь о его прошлом? Но тогда то, что он сделал сегодня, теряет всякий смысл. Как и он сам — ведь что тогда останется от его личности? Словно его заставили взглянуть на призрак дряхлого старика и сказали: «Смотри, это ты!» Он закрыл глаза. Он вызвал скрытого в нем исполина и заставил его заговорить:
— Никогда не верьте интуиции, моя дорогая. Это небезопасно.
— Возможно, — ответила она. — Во всяком случае, я предпочту верить в вас, Джо. Так будет безопаснее, не правда ли?
Он согласился, но не справился со своим голосом.
— Вы простужены, Джо? Вы говорите как-то хрипло.
— Я не простужен, Эдит. И моя интуиция подсказывает мне, что у нас будут к ужину горячие булочки, — прибавил он и с облегчением услышал ее смех.
Вернувшись в спальню, он завернул отвертку и проволоку в газету. Их он бросит с пристани у Дабл-Бей в мягкий глубокий ил. Всю свою жизнь он со скрупулезным вниманием относился к любой мелочи. Теперь эта привычка сослужила ему хорошую службу.
30
Положив трубку, Эдит Саймонсен пошла на кухню. Надо испечь булочки, прежде чем приедет Джо. Почему он вдруг захотел увидеться с ней сегодня, если завтра они, как всегда, должны отправиться на обычную прогулку? Но хорошо, что он придет: это рассеет неприятное впечатление, оставшееся после визита Ральфа Моргана. Все в Ральфе начало раздражать ее с того момента, когда днем открылась дверь и он сказал:
— Решил заглянуть к вам на минутку, Эдит. Мы не виделись уже порядочно времени. Я не помешал?