Марья
Шрифт:
Особые приметы.
Свежий глубокий шрам на шее".
Ниже статьи был помещен ее портрет...
Да, это была Марья.
Бедная Марья, - плакал я, - тебе и в этой жизни не удастся найти Ивана. Свою вторую жизнь ты проведешь в сумасшедшем доме. Какие злые пророчества свершились над тобой! Нельзя, что ли, было отпустить твою многострадальную душу? Тогда бы нашла ты Ивана там, на том свете. А теперь?.. Кто тебе поможет? Баба Васса год как умерла - не вышла в одну из суббот на свою лавочку во дворе. А мне... мне
Слезы падали и впитывались в газетную бумагу.
Пошатываясь, Иван вышел из кружала.
"Добрые люди!
– подумал он об оставленных собеседниках.
– Напоили, а деньги взять отказались. Еще и отпускать не хотели".
Кружало находилось у дорожного тракта, и в двух верстах от него - через лесок - было село Красный Яр. Туда-то и направился Иван.
Он шел и насвистывал какую-то веселую мелодию. Ароматные зеленые сосны окружали его.
Ни души.
"Марья-Марьюшка, заждалась небось, голубушка", - прошептал он.
Солнце миновало зенит и направилось на запад. Пушистые облака походили своей формой на сказочных животных. Рядом с дорОгой под старой сосной возвышался муравейник. Иван невольно задержался около него, наблюдая за мирной суетой муравьиного племени.
"Эх вы, неразумные, - улыбнулся он.
– Суетитесь, суетитесь, а любви не знаете. Не дано вам".
Иван вышел к мосту и посмотрел вверх. На холме стояла белокаменная красноярская церковь. Любуясь золотыми куполами, Иван не знал, что в двадцати шагах от него за деревьями затаились трое...
– На, - Архип вложил в руки Ефима топор.
– Незаметно подкрадешься и ударишь по голове. Только не промахнись!
Зазвонили колокола.
Иван снял картуз и трижды перекрестился.
– Ну вот, - сказал Ефиму Архип.
– Даже Бог нам помогает! Из-за звона он тебя не услышит.
Сжав в руках топор, Ефим медленно пошел к стоящему спиной Ивану...
"Красота какая!
– глядя на купола, думал Иван.
– Божия красота!"
Но вдруг церковь раскололась надвое, и багровый поток хлынул из расщелины, и залил кровавыми тонами грешную землю. Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь...
Иван уже не мог видеть, как трое человек окружили его. Один - с окровавленными руками и благообразным лицом - стягивал котомку.
– Ширинку мы враз продадим. Добрая ширинка!
– радовался он.
Бородатый суетился:
– Погляди, бумага на месте? Она нам еще пригодится.
– Тута.
– Деньги забери.
Иван уже не мог видеть, как к его шее привязали камень и вместе с камнем бросили его с моста в реку.
– Прими душу раба Твоего - Ивана, - сказал бородатый, и все трое быстро пошагали в сторону леса.
Это произошло в 1992 году. Когда я взял из почтового ящика письмо от бабушки уже тогда недоброе предчувствие
Далее следовало описание этого происшествия, но и без него перед моими глазами всплывал тот роковой день.
... Молния сверкала на небе огненными шрамами. Разбивая воду подошвами сапог, Захар шел по размытой дороге, и дождь маскировал слезы на его щеках. Ружье было упаковано в непромокаемый чехол. Из-за непогоды улица селА была безлюдна, и это было на руку Захару - не было никакого желания с кем-либо встречаться.
О чем он тогда думал? Наверно, восстанавливал в памяти наиболее яркие моменты своей судьбы, которой он доверял, как слепой поводырю, и которая сама оказалась слепа. Может, прокручивал в голове возможные варианты страшного возмездия, которое он должен свершить за все свои страдания.
Нет! Тогда Захар не думал ни о чем. Уверенно, не разбирая дороги, он шел к избе Зойки, и глаза его, залитые слезами и кровью, светились диким, заповедным блеском.
Еще утром, узнав роковую весть, он решился на отчаянный поступок. В чем именно должен был выражаться этот поступок, Захар не знал, но бездействовать было нельзя...
Он постучал в ворота:
– Зойка! Открывай, гадюка!
Ответа не последовало, лишь собака залаяла во дворе.
– Ну держись!
– Захар изо всех сил надавил на ворота, но они не поддались.
Зойкина изба была срублена на совесть ворота были металлическими, а на окнах стояли решетки. Строили ее для медпункта, но медпункт почему-то остался на прежнем месте, а в свежесрубленный дом как молодого специалиста поселили Зойку.
– Открой, паскуда!
Подождав немного, Захар подошел к окну и прикладом ружья выбил стекла.
– Открывай! Я знаю, что ты дома.
В груди так и переполаскивало звуками мерзкой симфонии. Мучительное безрассудство овладело Захаром, и он упал на колени со стоном нечеловеческой нежности:
– Зоя! Зоя!! Пожалей меня!.. Зооояяя!!...
– Захар, ты пьяный, - услышал он ее голос.
– Уходи, пожалуйста. Проспись.
Захар поднялся с колен, вытер с лица грязь и слезы и расчехлил двустволку.
– А-а-а, стерва! Я знал, что ты дома! Ну, шалава, признавайся, с кем провела ночь? С этим ублюдком из города?.. С ветеринаром?
– Тебе какое дело?
– Как это "какое"?!
Он не видел через окно Зойку. Похоже, она была за ширмой.
– Какое тебе дело? Он мой жених!
– Убью его!!
И вдруг до Захара из окна донесся голос ветеринара - вчерашний студент допустил непростительную ошибку:
– Послушайте, перестаньте безобразничать. Завтра вы протрезвеете, и вам будет стыдно. Вам придется вставлять выбитые стекла...
Захар выстрелил в том направлении, откуда доносился мужской голос...