Марьяжник
Шрифт:
– Хорошо.
Головацкий поднялся:
– В таком случае не буду и далее утомлять вас своим присутствием. Огромное спасибо, госпожа Кильман. Вы очень мне помогли.
Она тоже встала:
– Прошу вас, господин Головацкий, держите меня в курсе. Если Антон действительно был убит, я желаю знать об этом.
– Непременно, – заверил ее Матвей Евграфович.
Покинув дом № 16 по Васюкова, Головацкий немедленно поехал к себе. По дороге он, правда, завернул в гостиницу «Континент» и оставил портье записку для постояльца из двести второго номера. Самого постояльца в «Континенте» не было, но, по словам того же портье, господин обещал вернуться в течение ближайших
Орлов ждал профессора в кабинете. Весь вид молодого человека – его взгляд, нервные рваные движения, небрежно расстегнутый ворот рубашки – все это свидетельствовало о том, что Тимофей находился в состоянии крайнего волнения.
– Удалось что-то обнаружить? – по-деловому осведомился Матвей Евграфович, удобно располагаясь в любимом кресле и неторопливо раскуривая сигару.
Профессору хотелось некоторое время побыть в одиночестве, чтобы обдумать полученную сегодня информацию, но и сведения Тимофея могли оказаться чрезвычайно ценными.
Огромный дог почти бесшумно скользнул в помещение и занял место рядом с правой ногой хозяина. Положил морду ему на щиколотку. Головацкий не шевельнулся.
– Мы нашли Кондора, Матвей Евграфович, – радостно выпалил Орлов.
– Вот как? Так быстро?
– Да.
– Ну, рассказывайте, рассказывайте, любезный. Не томите старика, ради бога.
Головацкий опустил руку и погладил пса.
– Кондор живет на Апраксином дворе. – Тимофей не стал садиться, а продолжал нервно мерить шагами профессорский кабинет. – Его настоящее имя Николай Коломенский. Действительно, из бывших. Из дворян. Все, что сказал Солодовников, верно. Это подтвердил и наш информатор. Я только что прибыл со встречи с ним. Однако есть и еще кое-что интересное, Матвей Евграфович. Для того чтобы взять Кондора, то есть, прошу прощения, Коломенского, нам нет никакого смысла соваться в трущобы рынка. Все можно сделать значительно проще. У Коломенского есть женщина. Возлюбленная, не имеющая ровным счетом ничего общего с хитрованскими барышнями. Это курсистка Елена Аничкова. Проживает по Большому Старообрядническому проезду. Егор уже отправился туда, чтобы детальнейшим образом выяснить все на месте. Информатор сообщил мне, что Коломенский познакомился с Аничковой чуть больше четырех месяцев назад. Часто у нее ночует, и таким образом мы можем…
– Превосходно, Тимофей, превосходно, – Головацкий пыхнул сигарой. В дальнейших пояснениях он не нуждался. – Отправляйтесь на Большой Старообряднический, только умоляю вас, сделайте все без лишнего шума. Особенно не стоит компрометировать девушку. Возьмите Коломенского либо по его приходу к ней, либо когда он от нее выйдет. И привозите его сюда, ко мне.
– Прямо сюда, Матвей Евграфович? – удивился Орлов. – Может, нам лучше самим потолковать с ним и все выяснить?
– Нет, – профессор покачал головой. – Я желаю поговорить с ним сам, Тимофей. Нет никакого смысла опасаться уголовника из бывших дворян. Я сумею найти с ним общий язык. Да-с… Тем более что он интересует нас исключительно как свидетель. Вам ясно? Поэтому не переусердствуйте, милейший, не переусердствуйте.
– Не извольте беспокоиться, Матвей Евграфович, – Орлов улыбнулся. – Сделаем все в лучшем виде. Но и особо миндальничать с ним не будем. Тут уж, как говорится, не обессудьте.
– Ну, хорошо, ступайте.
Головацкий снова провел рукой по гладкой шерсти лежащего на полу дога. Движение было скорее машинальным, нежели осознанным. Поглаживание любимого питомца
Уши пса слегка дернулись – он среагировал на движение Орлова, направившегося к выходу из кабинета. Головацкий вновь дважды пыхнул сигарой и устало смежил веки.
Итак… Речь, несомненно, идет о заговорщиках. Но убийства… Раскол внутри организации? Личные мотивы? И что же это за убийца такой, который так ловко работает либо под самоубийства, либо под несчастные случаи? Как он подбирается к своим жертвам? Кто он? В деле оставалось очень много неясностей, и Матвей Евграфович не горел желанием встречаться раньше времени ни с начальником Третьего отделения департамента полиции, ни со статским советником Лужанским. Он не станет высказывать никаких догадок до тех пор, пока в деле не останется темных пятен. Пока все не прояснится до конца…
В очередной раз обратившись к своей картотеке, Головацкий не обнаружил в ней никаких сведений ни относительно Щадилова, ни относительно Доронина. Персона графа была известна. Матвей Евграфович даже припомнил, как читал о трагической смерти Щадилова в газете двумя неделями ранее. Падение с лошади. Да, кажется, именно так и говорилось. И никаких подозрений со стороны полиции. В этот раз убийца, если таковой имелся, сработал абсолютно чисто. Как и в случае самоубийства Доронина. К слову сказать, фамилия последнего Головацкому и вовсе была незнакома.
Из того же верхнего ящика стола профессор достал снимки покойного Корниевича. Еще раз внимательно разглядел отметины на шее генерала. Сомнений никаких. Задушен. Попытка сопротивления. Все налицо…
За изучением снимков Головацкого и застала появившаяся на пороге его кабинета Глафира Карловна.
– К вам посетитель, Матвей Евграфович. Признаться, какого-то странного вида. И он не представился.
Головацкий знал, кто это.
– Просите, – распорядился он.
Профессор неторопливо сложил все обратно в ящик, запер его на ключ и откинулся в кресле…
Вошедший в кабинет профессора человек неспроста смутил Глафиру Карловну. Воротник его пальто был высоко поднят, огромный клетчатый шарф закрывал нижнюю часть лица, а из-за низко надвинутой на глаза шляпы разглядеть его не представлялось возможным. Однако, оказавшись наедине с Головацким, мужчина соизволил снять шарф и шляпу. Пальто осталось на нем. Он без приглашения занял место напротив Матвея Евграфовича и хмуро взглянул на него из-под широких косматых бровей. Визитеру было чуть больше сорока, он имел широкое скуластое лицо, острый нос и проницательные карие глаза. Под левым глазом красовалось розовое родимое пятно размером с двугривенную монету. Дог приподнял голову и недовольно заворчал. Головацкий успокоил его, потрепав по загривку. Морда пса снова опустилась ему на щиколотку.
– Я получил вашу записку, профессор, – голос у мужчины был слегка хрипловатым, но хорошо поставленным, как у оперного певца. – Зачем вы хотели меня видеть?
Головацкий перекатил сигару из одного уголка рта в другой.
– Помнится, вы обещали мне отплатить услугой за услугу, милейший, – тон Матвея Евграфовича при обращении к этому человеку был совсем иным, нежели когда он говорил с бароном Дребеном или госпожой Кильман. В нем не было ни малейшего намека на светскость. – Я не очень люблю напоминать людям об их долгах, в особенности когда это касается меня лично, но сейчас именно такой момент. Я нуждаюсь в вашем содействии.