Марьяжник
Шрифт:
– Я никогда, никогда не была так счастлива, Степан, – шептали ее губы, когда они вновь оказались в полумраке комнаты, куда солнечные лучи едва пробивались сквозь тяжелые плюшевые портьеры. – У меня такое ощущение, что до встречи с тобой моя жизнь была лишена смысла. Я пыталась найти этот смысл, участвуя в антиправительственном движении, в попытках что-то изменить…
– Молчи. Не нужно ничего говорить.
Звонарев закрыл ей рот поцелуем. Платье упало к ногам Беллы, она переступила через него, не отрываясь губами от губ мужчины, и он властно заключил женщину в объятия…
– Мне нужно ехать, –
– Ну, разумеется, – он откатился в сторону и посмотрел на нее. – Я все понимаю. Не нужно ничего объяснять. Если необходимо, иди. Я возьму тебе экипаж.
– Не обижайся, Степан. Увидимся завтра?
– Непременно.
Мысленно Звонарев уже был не здесь, не рядом с ней в одной постели. Он уже прорабатывал предстоящую операцию по устранению профессора Шевелькова. Лицо Степана закаменело и стало сосредоточенным.
Они оделись, и Звонарев, как и обещал, спустился вниз вместе с Беллой, нанял ей экипаж и некоторое время задумчиво смотрел вслед. Белла помахала ему рукой, и он машинально ответил ей. Степану хотелось верить, что они еще увидятся. Завтра или, может быть, на днях. А сейчас надо сделать свое дело.
Он вернулся в квартиру. Сел на смятую постель, поставил рядом саквояж и внимательнейшим образом исследовал его содержимое. Звонарев еще не знал, каким образом избавится от Шевелькова. Единственное, что он знал, так это то, что исполнить намеченную работу придется непосредственно дома у жертвы. Вряд ли в свете последних обстоятельств удастся выманить профессора на улицу. А стало быть, и действовать придется предельно осторожно и осмотрительно. Огнестрельное оружие тут уж точно не годилось. Звонарев решил даже не брать его с собой…
Без четверти семь он поехал к профессору с визитом. На пороге его встретил сам хозяин дома. Он словно поджидал его, стоя рядом с дверью.
– Степан Германович! Ну, слава богу! – профессор тепло обнял Звонарева. – Слава богу, что хоть с вами все в порядке. А то у меня уже начали закрадываться подозрения, будто я один из наших и остался. Кого арестовали, а кто стал жертвой несчастного случая… Вы уже слышали про князя Рушанского?
– Слышал, – Звонарев снял пальто, но передавать его на руки одному из подоспевших слуг не стал, а лишь небрежно перебросил через руку. Котелок также остался на голове Степана. – Ужасная трагедия. Хотя, на мой взгляд, ни к чему иному это пристрастие купаться в проруби привести не могло.
– Так вы полагаете, это и впрямь был несчастный случай? – удивился Шевельков.
– В случае с князем Рушанским – абсолютно.
– А в случае с остальными?
– А вот здесь есть над чем задуматься, милейший Назар Илларионович.
– В самом деле?
– Да. Поэтому я и приехал.
По лицу Шевелькова было видно, что он не совсем понял, что же именно пытался донести до него гость своей последней фразой, но все равно настороженно нахмурился. За те два дня, что Звонарев не видел этого человека, Назар Илларионович серьезно сдал. Он весь как-то осунулся, был бледен больше обычного, а глаза блестели нездоровым огнем. И трудно было предугадать, что подействовало на него больше – безвременная кончина Рушанского или окончательный
– Не желаете отужинать, Степан Германович?
– Нет, спасибо, – отказался Звонарев. – Я не голоден.
– В таком случае предлагаю сразу подняться ко мне в кабинет.
На этот раз гость согласно кивнул.
Однако чтобы подняться по лестнице на второй этаж, мужчинам пришлось пройти через гостиную, где в настоящий момент расположились жена и младшая дочь профессора. Звонарев поприветствовал их небрежным поклоном. Его приход к Шевелькову для многих не остался незамеченным. Что ж… На этот случай у Степана имелся запасной вариант. Потому он и держал до сих пор при себе котелок и пальто. Саквояж надежно покоился в правой руке.
Назар Илларионович собственноручно отпер дверь кабинета и пропустил гостя вперед. Звонарев вошел. Ему уже приходилось бывать здесь прежде, а потому он отлично знал, что боковая дверь справа ведет прямиком в спальню профессора, а большие окна, лишь наполовину прикрытые ставнями, выходят в сад. Эти, казалось бы, несущественные детали должны были сыграть для убийцы немаловажную роль.
Шевельков прошел к столу, чуть отодвинул кресло и удобно устроился в нем. Гость занял место на стуле.
– Итак, я вас слушаю, – плечи Назара Илларионовича поникли еще больше. – Что вы собирались мне сказать, Степан Германович? Что-то по поводу произошедших за последние пару недель несчастных случаев? Я вас правильно понял?
– Именно, профессор, – подтвердил Звонарев. – Правда, не всех несчастных случаев, а лишь некоторых из них.
– Каких же?
– Это касается гибели генерала Корниевича и последовавшей вскоре за ней трагической гибели чиновника Сербчука… – Звонарев помолчал, но, заметив, что собеседник не собирается ничего более спрашивать, вынужден был незамедлительно продолжить… – Многие из наших подозревают, что в обоих случаях имела место насильственная смерть. Кириллу Александровичу была намеренно подсунута большая доза кокаина, а Антона Антоновича попросту толкнули под лошадь…
– Но кто? – не выдержал Шевельков.
– Как раз это нам и предстоит выяснить. Общими усилиями, Назар Илларионович. Нас осталось не так уж много – тех, кто способен спасти наше общее дело, – вы, я, Ольга Степановна, Беспалов, госпожа Розенталь… При желании я смогу, наверное, насчитать еще три-четыре фамилии, но не более того. Однако речь не об этом, – перебил сам себя Звонарев, вроде бы в крайней степени волнения. – Мы подозреваем, что Корниевич и Сербчук были убиты с целью предотвратить готовящийся заговор.
– Об этом я и сам мог бы догадаться, – недовольно буркнул Шевельков и машинальным движением зачем-то придвинул к себе чернильницу.
– Вероятно, могли бы, – не стал спорить Звонарев. – Но вряд ли даже вам пришло бы в голову, что в наших рядах завелся предатель, доносчик.
– Как? – Назар Илларионович даже вскочил, но тут же поспешно опустился на место. – Вы так считаете?
– Я в этом уверен, – решительно отрезал Степан. – Судите сами, уважаемый Назар Илларионович. Сначала все эти смерти, затем арест Гурьянова.