Маша без медведя
Шрифт:
Чаще всего мороженое продавали в вафельных стаканчиках, но иногда в бумажных, зато с палочкой — прямоугольной тонкой щепочкой, которой полагалось мороженое из стаканчика выколупывать. Обычно эти палочки валом лежали в подносе на крышке холодильного ларя мороженщицы.
Ещё было мороженое фруктовое, совсем дешёвое — по шесть копеек и даже лимонное по три. Такое я не любила и не ела, даже если другого не было.
Зато если попадался шоколадный пломбир — день удался!
Ещё одна рыбка была про хлебный магазин — как мама меня в первый раз отправила одну, и двадцать копеек
Зоопарк. Очень большая территория, клетки, загоны, вольеры… Я устала ходить, и хочу домой. Мама говорит: «Давай уж до медведей дойдём, а потом — домой?» Маленькая я соглашаюсь, потому что люблю медведей, а я сегодняшняя — настораживаюсь. Медведи? Почему они в зоопарке? И тут же что-то из подсознания болезненно подсказывает: в этом мире медведи — всего лишь звери.
Мы идём вдоль больших, огороженных двойной решёткой загонов. Медведей много: бурые, гризли, холодолюбивые белые, ещё какие-то редкие. Но…
Все они неразумны (во всяком случае, недостаточно разумны, чтоб стоять на одной ступеньке с человеком).
Этот кусочек памяти горчит.
Я вздохнула и села рисовать. И тут дверь опять открылась. На этот раз пришла медсестра, но не тётя Таня, какая-то другая, сильно моложе и с неприятно подобранными губами.
— Так! — заявила она с порога, не закрывая двери. — Проснулась? Пойдём-ка, Павел Валерьевич ждёт!
Нет, я, конечно, понимаю, что я (скорее всего) попала в больницу для простолюдинов, а то и для неимущих, но всё же — что за досадная беспардонность?
04. РЕКОГНОСЦИРОВКА
Я ВЫХОЖУ В ЛЮДИ
Я поднялась с кровати и оглянулась, словно соображая: куда бы поставить поднос, — и сунула его медсестре в руки. Она приняла поднос автоматически, почувствовала, что я держу её за запястье, дёрнулась и гневно сдвинула брови, но я уже пустила в ход первую волну контроля:
— Всё хорошо, правда же? — я улыбнулась, и медсестра улыбнулась мне в ответ. Кстати, лицо её много выиграло от этого.
— Конечно, всё хорошо!
— Теперь вы будете стучаться каждый раз, когда хотите войти ко мне в палату, а заходить — только с моего разрешения. Ведь так?
— Конечно, только с разрешения, — медсестра кивнула и снова тепло мне улыбнулась.
— И будете обращаться ко мне уважительно.
— Да, я буду обращаться к вам уважительно.
Сферы небесные, как же легко работать с людьми без магических способностей!
— А теперь вы пойдёте и принесёте мне все мои вещи. И ещё белый халат, как у доктора.
Докторский халат я решила надеть поверх платья, чтобы ни у кого не возникало ненужных вопросов. Не буду же я здесь всю больницу очаровывать! Так, поди, и надорваться с непривычки можно. А докторский выбрала, потому что у него пуговки спереди, я заметила. А у медсестёр на спине завязки, мне это показалось не очень красивым и для меня лично
Пока ждала платье, вернулась к рисованию, да так и замерла над листом.
Внезапно проклюнулось ещё одно воспоминание: поход за школьной формой. Пассаж братьев Четверговых — магазин-городок, состроенный из множества рядов салонов и магазинчиков, закрытый от всяких непогод обширной стеклянной крышей. Проходы между рядами просторные, почти как улицы. Публика есть, но её немного — самый пик лета, жара, полгорода разъехалось по дачам и курортам. Но мама везёт меня за формой именно сегодня: в «Заранских ведомостях» напечатали, что мануфактура Трапезниковых объявила трёхдневные скидки на всю школьную форменную одежду.
Утро. Меж павильонов лениво прогуливаются редкие посетители. Я иду, разинув рот, и заворачиваю голову на яркие вывески. Мама вдруг тянет меня за руку в сторону — мимо нас, как ледокол, не обращая никакого внимания на прочих покупателей, плывут две дамы — иначе их и не назовёшь — разряженные, как в кино! Выше нас по статусу? Очевидно. И, судя по маминой реакции, сильно выше.
Нужный нам магазин на втором этаже, и мы поднимаемся по бесконечно длинной, заворачивающейся дугой лестнице, а на втором этаже — целая площадь с большой-пребольшой круглой дырой посередине. Дыра окружена красивыми перильцами, чтоб никто не вывалился — покрашенные чёрным завитки стеблей и листьев, на ощупь холодные, как будто железные. А напротив магазина Трапезниковых — фонтан! Небольшой, зато с золотыми рыбками.
Мама отрывает меня от восторженного созерцания рыбок и тянет внутрь.
Внутри скучно. Я примеряю шерстяное форменное платье, и мне ужасно жарко. Продавщица советует взять на размер больше — первоклашки быстро растут, и платье, которое строго впору, к Новому году может стать малым. Я снимаю первое платье и надеваю второе, потом ещё… Жарко, как жарко!
Усилием воли я погружаюсь в воспоминание глубже. Чуть назад. Теперь я отслеживаю моменты, на которые маленькая я вовсе не обращала внимания. Бесконечные, как мне кажется, ряды форменных коричневых платьиц. Мы идём на тот край, где самые маленькие размеры.
— Вот, пожалуйста, — говорит продавщица, — здесь на ваш рост.
Мама приподнимает подол висящего с краю платьица и находит прикреплённые на нитке прямоугольнички картонных бирок:
— Я хотела бы ознакомиться с составом ткани.
— Конечно! — руки продавщицы вспархивают. — Здесь шерсть с лавсаном, семьдесят на тридцать, здесь…
— Спасибо, я сама прочитаю, — отвечает мама с достоинством.
Она проверяет разные модели, а я теперешняя вдруг понимаю: она смотрит не состав. Цену. И выбирает самое дешёвое. И именно поэтому слова о том, что форма к зиме может стать малой, заставляет её поджимать губы.
Платье, которое мы в итоге купили, смотрелось на мне великовато. Мешком смотрелось, если честно. А ещё оно кололось, особенно в тех местах, где вшивались рукава, и поэтому я вместо маечки надевала под низ футболку.
Баграр, по-моему, вообще никогда не думал о деньгах и покупал всё, что приглянулось мне или ему.
Спустя короткое время эта новая медсестра вернулась, постучалась, дождалась моего разрешения и вручила мне свёрток, от которого ощутимо несло гарью.
— А туфли?