Машина наказаний

Гавриленко Василий Дмитриевич

– А вы?

– Я?
– вскинул брови Максим Петрович.
– Я вот из-за него...

Он ткнул пальцем в том Ленина.

У двери что-то застучало, словно кто-то уронил банку.

– Дети, - многозначительно сказал Иноненко.- Ну что ж, племянничек, вечереет...

За окном и вправду образовались сумерки. Над соседним парадным зажегся тусклый фонарь.

– Идем ужинать.

Архип испуганно приподнялся.

– Да ты фуфайку-то сними, - засмеялся агент.
– Или вы в своей Твери в фуфайках кушаете?

Архип

скинул фуфайку, оставшись в русской вышитой рубахе, подобной той, что при царе носили "малые" и "человеки". Не хватало только подпоясаться.

Иноненко с иронией посмотрел, покачал головой и, порывшись в шкафу, выудил старый френч, кое - где попорченный молью.

– Надевай! Не бог весть, а все же... Да и в Твери сейчас несладко живется.

Архип стал переодеваться и краем глаза заметил, что Иноненко с интересом глядит на него.

– А вы, я смотрю, не шибко поправились-то. Хлипкие!

Архип промолчал - он и вправду был не очень силен физически.

Как только дверь комнаты отворилась, в нее хлынул пар, детские крики, а также неторопливый разговор. Неторопливый разговор вели сидящие на кухне люди - много людей. Женщины, мужчины. Как только Архип с Максимом Петровичем появились на кухне, все глаза устремились на новичка. Архип смутился.

– Познакомьтесь, товарищи, - весело сказал Иноненко, без церемоний заглядывая в стоящую на плите большую кастрюлю.
– Мой племяш Архип. А что, теть Маш, можно у тебя макарошек своровать?

– Нельзя, - засмеялась тетя Маша, та самая женщина, что открыла Архипу дверь.

Максим Петрович тоже засмеялся и, достав из буфета две алюминиевые миски, быстро наложил макарон.

– Садись, Архип, - подвинулся один из сидящих за столом мужиков.- Ты сам-то откуда будешь?

– Из Тверской области, - проговорил Архип, чувствуя себя не в своей тарелке.

– А конкретнее?

– Не доставай парня, Прытковский, пусть поест с дороги.

– Заметано, Максим Петрович, - оскалился Прытковский.
– Еда - дело святое!

Иноненко поставил перед Архипом миску с макаронами, щедро политыми мясной приправой, положил краснобокий помидор.

– Сало будешь, Архип?
– спросила одна из женщин.- А то у меня есть.

– Нет, спасибо.

Но сало уже лежало перед ним - толстое, порезанное на аккуратные ломтики.

Архип с детства имел плохой аппетит, а постоянное кофе и концентрат и вовсе сделали его почти равнодушным к пище, но сейчас он позабыл об этом. Такой вкусной еды он никогда не пробовал: мясо в подливке было нежным и сочным, сало медленно таяло во рту, макароны - простые макароны - показались ему чем-то необыкновенным, почти неземным. Но особенно ему приглянулся помидор - он жадно вонзил зубы в его матовый бочок и только тут, подняв на мгновение глаза, понял, что нарушает инструкцию, предписывающую "есть осторожно, нежадно, а по возможности отказываться от пищи".

Жильцы глядели на него

с удивлением и жалостью, тетя Маша даже отвернулась и украдкой вытерла набежавшую слезу. У Иноненко то ли от стыда, то ли от злости покраснели уши.

Архип кашлянул и положил помидор в миску.

– Спасибо большое, - сказал он.- Я сыт.

– Может, еще подливочки?
– спросила тетя Маша, гремя кастрюлей.- А то у...

– Нет, благодарю,- грубовато отрезал Архип, собираясь в дальнейшем жестко придерживаться инструкции.

Замолчали. Максим Петрович ел, гремя ложкой.

– А что, Архип, в Москве у дяди работать будешь?
– спросил Прыковский.

– А то где же?
– жуя, проговорил Иноненко.- Коль дядя шофер?

– Верно, Максим Петрович, - заговорила женщина с бородавкой на верхней губе.
– Нужно детям помогать. Кому они, если не нам, нужны?

Краснолицый мужик, должно быть ее муж, толкнул ее локтем, и женщина замолчала. После этого разговоры в кухне сошли на нет, и жильцы разбрелись по комнатам.

Максим Петрович выудил из миски последнюю макаронину, быстро сполоснул посуду над раковиной.

– Пойдем, Архип, - сказал он, подмигнув.
– Помидор-то возьми...

Комната Иноненко уже была погружена во мрак и, завесив окно шторой, агент включил свет.

– Постелю себе на полу, а ты ложись на диван.

Архип запротестовал, но Максим Петрович был непреклонен. Он достал из шкафа старый матрас, свернутый в толстую трубку.

"Уже не раз встречал лаборантов, - подумал Архип.
– Наверно, и Кирилл спал на этом диване".

Иноненко тем временем снял с дивана засаленное покрывало и переложил его на матрас, а на диван постелил клетчатое байковое одеяло.

– Ну вот, Архип...
– немного смущаясь, сказал он.- Чем богаты...

– Спасибо.

Архип медленно опустился на диван - ему показалось, что он лег в гроб. Максим Петрович выключил свет. Через пару минут послышалось его свистящее дыхание. Должно быть, заснул.

"Странный человек, - подумал Архип.- Участвует в покушении на своего вождя и так спокоен. Что им движет? Да, он же указал на Ленина... Но откуда ему знать про завещание? Просто догадался, читая ленинские книги? Идейный... Ну, а я? Что движет мной? Премия по итогам квартала? Нет, конечно. Честолюбие! Конечно, мое проклятое честолюбие".

Архип иногда бывал честным с самим собой и в такие минуты, послав взгляд внутрь своей души, он находил там жажду славы - архаизма человеческой цивилизации. Подозревал он, что и Кирилл с Ярополком рискуют жизнями не ради поощрительной грамоты.

– Архип.

Хриплый шепот Иноненко заставил Архипа вздрогнуть.

– Да?

– А как там, у вас, хорошо живется?

Архип на секунду задумался, пытаясь сконцентрировать свои ощущения на этом вопросе.

– Нет, - честно признался он.