Машина различий
Шрифт:
– И что же? – спросил Мэллори, вынимая из кармана записную книжку. – Теперь я получу досье этой женщины?
– Более или менее, сэр. Не полное досье, а резюме.
– И я смогу забрать эти документы с собой?
– Строго говоря, нет, сэр, поскольку вы не на службе закона... – Тобиас понизил голос. – А вообще-то, вы могли бы заплатить самому обычному магистрату или даже клерку и тайком получить эти сведения за каких-то несколько шиллингов. Если у вас имеется индекс, все остальное довольно просто. Это обычный клакерский трюк – читать машинное досье на кого-то из преступного мира; это называется “выдернуть” или “держать
– А если я закажу свое собственное досье? – заинтересовался Мэллори.
– Ну, сэр, вы же джентльмен, а не преступник. В обычных полицейских досье вас нет. Магистратам, судебным клеркам и всем таким, им придется заполнять особые формуляры и объяснять причину запроса. А у нас еще десять раз подумают, проводить поиск или послать их куда подальше.
– Юридические ограничения? – подсказал Мэллори.
– Нет, сэр, закон тут ничего не запрещает, просто очень уж хлопотно. Подобные поиски поглощают машинное время и деньги, а у нас и так вечно превышен бюджет и по тому, и по этому. Вот если бы подобный запрос сделал член парламента или кто-нибудь из лордов...
– А что, если в Бюро работает один из моих друзей? Человек, уважающий меня за мою щедрость.
– Не так это просто, сэр. – На лице Тобиаса появилось что-то вроде застенчивости. – Каждый прогон регистрируется, под каждым запросом стоит чья-то подпись. Сегодняшний поиск проводится для мистера Уэйкфилда, тут все в порядке, а вот этому вашему другу придется работать от чужого имени. Машинное жульничество, оно все равно что биржевое или кредитное, и карают за них одинаково. Влипнешь, так мало не покажется.
– Ну вот, – сказал Мэллори, – теперь все понятно. Я давно заметил, что по любому вопросу нужно обращаться к специалисту, досконально знающему свое дело. Позвольте предложить вам мою карточку.
Мэллори вынул из записной книжки визитную карточку от Молла и Полибланка. Плотно сложив пятифунтовую банкноту, он прижал ее к оборотной стороне карточки и передал мальчику. Пять фунтов – сумма приличная. Обдуманное капиталовложение.
Тобиас порылся под фартуком, отыскал засаленный бумажник, сунул туда карточку и деньги, а взамен извлек обтрепанный кусочек глянцевого картона. “Дж. Дж. Тобиас, эсквайр, -гласила надпись, выполненная чрезмерно вычурной машинной готикой. – КИНОТРОПИЯ И ТЕАТРАЛЬНЫЕ ДЕЙСТВА”. Далее значился адрес в Уайтчепеле.
– Там внизу телеграфный номер, так вы на него не смотрите, – сказал он смущенно. – Я его больше не арендую.
– Вы случайно не интересовались французской кинотропией, мистер Тобиас? – спросил Мэллори.
– Да, сэр, – кивнул Тобиас. – С Монмартра приходит иногда вполне приличный материал.
– Насколько я понимаю, лучшие французские ординатёры используют специальные перфокарты.
– “Наполеоновский” формат, – подтвердил Тобиас. – Они поменьше, из искусственного материала и очень быстро вводятся. А для кино скорость первое дело.
– Вы, случайно, не знаете, где здесь, в Лондоне, можно было бы арендовать французское устройство ввода?
– Чтобы транслировать данные с французских карточек, сэр?
– Да, – ответил Мэллори, изображая небрежный интерес. – Я тут должен получить от французского коллеги некую информацию, чисто академическую, и все же дело требует определенной конфиденциальности. Я бы предпочел работать в
– Да, сэр, разумеется, – кивнул Тобиас. – То есть, я знаю парня, у которого есть французское вводное устройство, и он позволит вам делать с ним все, что угодно, если вы хорошо заплатите. В прошлом году среди клакеров Лондона была мода на французский формат. Но потом, после неприятностей с “Гран-Наполеоном”, настроения переменились.
– Правда? – удивился Мэллори. Тобиас кивнул, обрадовавшись случаю выказать осведомленность.
– Сейчас все считают, сэр, что французы слишком уж замахнулись с этим их гигантским “Наполеоном” и где-то там что-то ляпнули.
Мэллори погладил бороду.
– А может, это просто профессиональная зависть?
– Вовсе нет, сэр! – с пылом заверил его Тобиас. – Каждый знает, что с “Гран-Наполеоном” в начале этого года случилась какая-то крупная неприятность. Они уж чего только не делали, но так и не смогли вернуть машину к нормальной работе. Кое-кто, – мальчик понизил голос, – даже поговаривает о саботаже! Вы знаете такое французское слово “саботаж”? Оно происходит от “сабо”, это такие деревянные башмаки, их носят французские рабочие. В такой-то обуви они могут, пожалуй, ногами сшибить машину с фундамента! – Злорадство, светившееся в глазах Тобиаса, несколько встревожило Мэллори. – У французов сейчас что-то вроде луддитских беспорядков, ну точь-в-точь как у нас когда-то.
По комнате раскатились два коротких гудка; два усердных джентльмена, к которым за это время присоединился такой же усердный третий, закрыли альбомы и ушли.
Снова звякнул колокольчик, призывая Тобиаса к лотку. Мальчик медленно поднялся, поправил стул, прошел вдоль стола, полок, осмотрел альбомы на предмет несуществующей пыли и поставил их на полку.
– Там вроде наш ответ, – не выдержал Мэллори. Тобиас коротко кивнул, но не обернулся.
– Вполне вероятно, сэр, но я уже и так переработал. Эти два гудка...
Мэллори нетерпеливо поднялся и подошел к лотку.
– Нет, нет, – заорал Тобиас, – только в перчатках! Давайте лучше я!
– Плевал я на ваши перчатки! Да и кто там об этом узнает?
– “Криминальная антропометрия” – вот кто! Это их комната, и они просто ненавидят следы голых пальцев! – Тобиас вернулся к столу с пачкой бумаги. – Ну так вот, сэр, наша подозреваемая – Флоренс Бартлетт, урожденная Рассел, место рождения – Ливерпуль...
– Спасибо, Тобиас. – Мэллори сворачивал распечатки так, чтобы половчее уместить их под жилетом. – Очень благодарен вам за помощь.
* * *
Мэллори отлично помнил это вайомингское утро. Холодно было, как на Северном полюсе, вытоптанную, пожухлую траву покрывал толстый слой инея. Он сидел на корточках рядом с чуть теплым котлом самоходного форта, ворошил в топке жалкую, еле тлеющую кучку бизоньего навоза и пытался согреть свой завтрак – заледеневшую, жесткую, как железо, полоску вяленого мяса. То же самое будет и на обед. И на ужин. Работа киркой и заступом покрыла руки Мэллори кровавыми мозолями; для полной радости, он умудрился их обморозить. А уж что на бороде висели сосульки замерзшего дыхания, так это ерунда, пускай себе висят. Жалкий и несчастный, он дал себе тогда торжественную клятву никогда впредь не жаловаться на летнюю жару.