«Машина» с евреями
Шрифт:
Саша Кутиков всегда стремился к тому, чтобы пить культурно. Он даже иногда мог удивить эрудицией в области спиртных напитков, во всяком случае, названия «Ахашени», «Баракони», «Ахмета» и пр. не были для него пустыми звуками. Конечно, стремился он пить только хорошие напитки, но не всегда это получалось. Иногда приходилось пять что дают. Но как! В городе Альметьевске в начале девяностых годов мы были приглашены выступить на дне рождения местного авторититета, который, собственно, держал весь город. Братки скинулись и подарили ему новенький 126-й «Мерседес» со всеми возможными «наворотами» и концерт «Машины времени», которую тот очень любил. При этом в честь дня рождения «папы» мы отыграли два концерта для города (зрители приходили на них бесплатно) в большом легкоатлетическом манеже и один, собственно, на дне рождения. Проходило это все в загородном пансионате. Играли мы при этом не в кабаке, а в зале, провозглашая время от времени здравицы в честь хозяина, ну а потом переместились вместе со всеми гостями за стол. Когда я увидел стол и тех, кто за ним сидел… Это было что-то! Там собрались «авторитетные ребята» со всей
А вот Кутиков этого не сделал и в отсутствие других артистов (они тоже свалили через какое-то время) исполнял роль главного. В общем, на следующий день, когда нужно было отиравляться в аэропорт (ехать на машине по зимней дороге чуть ли не в Казань), Саша сидел у своей кровати, икал, изредка блевал, но сказать ничего не мог. Нами он был признан нетранспортабельным, но при предложении хозяев остаться – погостить еще пару дней – на его лице отразился такой ужас, что даже мы, закаленные в боях, попросили ребят как-то перебазировать его в машину. Четверо братков перекатили артиста на простыню, взяли ее за углы и бодро потащили к автомобилю. Затем впихнули Сашу на заднее сиденье. Как он провел дорогу – лучше не рассказывать. В аэропорту его все на той же простыне, правда уже не такой девственно чистой, занесли в самолет и усадили в кресло. Очень не повезло его соседям по полету, как впереди, так и сбоку, поскольку попасть в самолетный пакет, предназначенный для определенных целей, Кутиков, ввиду полной потери ориентации в пространстве, никак не мог. Но на подлете к Москве он протрезвел настолько, что убоялся жены своей Екатерины и сказал: «Ребята, мне в таком виде домой нельзя, Катя убьет, если увидит. Увезите меня хоть куда-нибудь». Так что его отправили на дачу к Савинову, где он три дня отмокал, отстирывал одежду, приходил в себя, а мы все скрывались от Катиных звонков – типа, задержались на гастролях и еще не вернулись. Покрывали друга и покрыли, в конце концов. Катя ни о чем не догадалась.
Говорят, что сегодня Саша Кутиков считает себя серьезным знатоком итальянских и испанских сухих вин и даже держит у себя небольшую коллекцию этих напитков. В обычное время он, кроме этих самых вин, ничего не пьет, но я уверен, что когда-нибудь наступит миг, и он «развяжет», выпьет своего любимого в прошлом коньяка «Юбилейный» (если найдет настоящий) или просто хорошей водки и отправится в дорогу на простынях под бдительным присмотром уголовников. А может быть, и нет. Старость не радость, знаете ли…
В прошлые времена в составе «Машины времени» было довольно много профессиональных алкоголиков. Например, Сергей Кузьменок, который играл в 1977 году на трубе, «отметился» тем, что попал на принудительное лечение в так называемый «лечебно-трудовой профилакторий» или в просторечии ЛТП. Его как музыканта время от времени отпускали оттуда за нотами или струнами, и он звонил Макаревичу с просьбами достать что-то из «музыки». А Макаревич тогда, первый из «Машины», поставил у себя дома автоответчик, Как только в его отсутствие раздавался звонок, голос Макара говорил: «Добрый день, вы позвонили в квартиру Андрея Макаревича. У вас есть тридцать секунд, чтобы оставить сообщение после сигнала». Однажды, приехав с гастролей, Андрей обнаружил у себя полностью заполненную кассету. С интервалами (на ответ) на ней звучали следующие слова: «Андрей, это я, Кузя, Андрей, это Кузя, возьми трубку, Андрей, отвечай, это Кузя…» Несмотря на свое довольно короткое пребывание в составе «Машины», «отметился» на алкогольном фронте и Сергей Рыженко. Как рассказывал наш художник по свету Саша Заборовский, особняком стоял день рождения Сергея в сентябре 1983 года.
В одну из двух комнат маленькой квартирки на улице Танеевых набилось, наверное, человек двадцать. «Машину» представляли Кутиков, Заборовский, Макаревич и Алексеич. Макаревич пришел позднее других, что сыграло с ним злую шутку. Дело в том, что по причине финансовой и прочей ограниченности Рыженко главным напитком за праздничным столом был самогон, причем крепостью градусов в семьдесят. Он был совершенно прозрачным и разлитым в бутылки из-под «Столичной». Запоздавший Макар нарвался на «штрафную», но, увидев, что наливают «Столичную», не стал возражать против половины стакана. Сказав тост, он решительно опрокинул пойло себе в рот. И тут все увидели удивительную сцену: глаза Макаревича стали вылезать из орбит. Некоторое время он был похож на пучеглазую рыбу, потом все же сумел вдохнуть и запить самогон водой. Ну а остальные только радовались произведенному эффекту. Часа через полтора стало скучно, Макар ушел, а Алексеич собрал «антипартийную группу» в составе Кутикова и Заборовского и предложил им пойти к нему, чтобы выпить армянского коньяка. Уходить, дабы не обидеть именинника, решили по одному.
Первым ушел Алексеич. Когда собрался Кутиков, его долго не хотели отпускать, но ему удалось вырваться. Правда, когда он выходил из подъезда, на него с десятого (рыженковского) этажа полетела пустая бутылка. Если бы метра на полтора точнее, то одним артистом в «Машине» стало бы меньше. А так, Кутиков посмотрел наверх и пошел пить коньяк к Богомолову. Остававшийся наверху Заборовский заметил, что бутылку бросил только что вернувшийся с зоны племянник одного из гостей, и стал с ним разбираться. Поскольку физические данные были неравны: против крупного Саши тот выглядел пигмеем, Заборовский ограничился
Когда компания вернулась к Рыженко, ее встретили с распростертыми объятиями. Все, кроме «бросателя бутылок», который предпочел немедленно сбежать. А кардиохирург, сидевший на кухне, кинулся в объятия к Заборовскому и, рыдая, сообщил ему, показывая на свою разбитую физиономию: «Представляешь, Саша, какая-то сволочь меня избила, а я даже не знаю кто и за что». Допрошенный с пристрастием Рыженко сознался, что хотел лягнуть Забора в яйца, но только лишь для того, чтобы избежать убиения хирурга. А остальные свидетели сообщили, что врач, увидив Забора, вырывающегося из гостеприимных рук Рыженко, подумал, что Сергея бьют, и решил вступиться. Ну а поскольку он находился в невменяемом состоянии, все и кончилось так плачевно. Впрочем, не так уж плачевно – одна разбитая физиономия, один сломанный палец и один испуганный Кутиков…
Сергей Кавагое – человек, вместе с Макаром основавший «Машину» и десять лет игравший в ней, несмотря на свое японское происхождение, выпивал как нормальный русский человек. С ним связано множество историй, которые со временем, возможно, составят золотой фонд группы. Расскажу лишь одно предание, относящееся к тем временам, когда мяса в советских магазинах достать было невозможно, то есть восьмидесятым годам прошлого века. Соскучившийся по свежему мясу Кава прослышал, что километрах в пятидесяти от Москвы есть свиноферма, на которую можно пробраться через дыру в заборе, поймать там поросенка и тем же путем уйти. Решение поесть свежей молодой свининки зрело с каждым днем, и, наконец, Кавагое решился. Надел сапоги, телогрейку, взял с собой мешок, острый топор и отправился в путь. Будь это в наше время, его задержали бы на первой станции в метро и по подозрению в терроризме отправили бы в обезьянник, но тогда все было гораздо спокойнее. Он добрался до вокзала, сел в электричку и достал бутылку водки. С аппетитом откушал ее и через час был уже на станции назначения.
Осеннее небо темнело стремительно, но дорогу к ферме Кава нашел – все-таки опыт почти профессионального охотника и рыбака сказывался. Сидя в кустах, стал дожидаться окончательной темноты, согревая себя глотком-другим из оставшейся в запасе «чекушки». Затем, по наступлении часа «Ч», пролез через дыру в заборе и стал присматривать поросенка, достойного стать жертвой. Глаза у него разбегались, свинюков было множество, разной комплекции и шустрости. Обнажив топор, он стал гоняться за свиньями, в надежде нанести одной из них точный удар. Было скользко. Слой навоза превышал несколько сантиметров, так что, когда Кава падал, вставать ему приходилось с трудом. Наконец, по прошествии получаса он сумел хватить какого-то зазевавшегося свиненка по шее топором, поднял его, загрузил в мешок и отправился в обратный путь. Сел в электричку и от сознания выполненного долга, тепла и выпитой водки задремал. Проснулся минут через сорок на подъезде к Москве. Народ толпился в проходах, все сидячие места были заняты, только на пять мест в Кавином отсеке никто не претендовал. И немудрено. Представьте себе, сидит бородатый, узкоглазый, явно нетрезвый мужик, сапоги у него до середины в говне, телогрейка тоже не блещет чистотой, спортивная шапочка надвинута на глаза, а рядом лежит мешок, из которого торчит топорище. К тому же из-под мешка расплывается довольно большая лужа крови. Удивительно, но факт: Каву не только не сдали в милицию по прибытии на станцию, но он в таком виде даже доехал от «Комсомольской» до Юго-Запада и принес вожделенную добычу домой. Потом разделал ее, часть съел, а остальное загрузил в морозилку и оставил до Рождества.
Единственным иногородним артистом, который был принят в свое время в «Машину времени», был Юрий Ильченко – известный автор и основатель питерской группы «Мифы». Он попытался придать «Машине» питерской «приземленности», чтобы оттенить псевдофилософскоромантические песни Макара, но ему это не удаюсь. Но выпивал он исправно, и с его участием происходило много забавных историй. Как-то раз он пришел на свадьбу к своему приятелю. Знаком он был отнюдь не со всеми гостями, поэтому принял решение быстрее напиться и уйти. Но поскольку гостем он был почетным, все-таки артист, ему через пару часов пришлось говорить тост. Не долго думая, он изрек следующее: «Дорогой друг! Я хотел бы выпить за крышку твоего гроба, которая будет сделана из столетнего дуба, который я посажу завтра ровно в шесть часов утра, если, конечно, проснусь в это время». Сказал и сел. Все молчат. Кто-то выпил, кто-то не стал. А через пару минут двое крепких братков – друзей жениха, взяли его под руки и вытащили из-за стола. «Ты, что ли, за крышку гроба пил? А ну-ка получи!» Били, правда, лениво и недолго, но воспоминания о свадьбе остались самыми неприятными.