Машина Шехерезада - шесть историй
Шрифт:
Но самый главный вопрос – сколько все же это на самом деле будет продолжаться? Большинство успокаивается на ответе: «Вечность». Но если вы начнете их расспрашивать подробнее, окажется, что они имеют в виду нечто прямо противоположное. Для начала вас заставят поверить, что преисподняя – это только временно, а за ней обязательно будет что-то еще. Может, это единственный способ заставить вас задуматься над своей собственной жизнью. Ты же как-то собираешься ее строить. Или по крайней мере так думаешь.
– А кстати, – сказал я, – не съешь ли ты это гранатовое зернышко?
Я был Гадесом – высоким
Персефона была, конечно же, прекрасна. Ее светло-русые волосы ниспадали до самой талии, а линия носа была безупречно классически греческой: идеально прямой нос, переходящий в лоб.
Все это было тогда. А теперь – есть теперь, шесть месяцев спустя. Мы с ней сидим на тенистом холме на берегу Стикса, в том месте, где Харон обычно ставит на прикол свой плавучий дом.
Она посмотрела на два гранатовых зернышка, которые я ей протянул, и спросила:
– Ведь ты же не пытаешься устроить мне какой-то подвох?
– Нет, – ответил я, – я вообще не из обманщиков. В их игры я не играю. В Аиде у нас свои методы. Мы всегда действуем прямо и открыто, как тогда, когда я похитил тебя. Помнишь тот день?
– Даже слишком хорошо, – ответила она. – Я собирала с подругами цветы, как вдруг появился ты на своей золотой колеснице, запряженной черными лошадьми. И сам ты был весь в черном.
– И я откинул плащ за плечо, чтобы не мешал, обнял тебя за талию и одной рукой поднял в колесницу.
– А девчонки только стояли и визжали, – вспоминала Персефона. – И когда матушка узнала об этом, она просто не знала, что делать...
– Она чересчур хорошо знала, что делать, – вздохнул я, – ибо все это было предсказано задолго до того, как случилось: я должен был увидеть тебя среди прочих нимф и влюбиться без памяти. Но полюбил я тогда в первый раз в своей жизни. В этом я совсем не похож на Посейдона, Аполлона и других богов: они-то всегда, влюбившись, клянутся, что это у них на века, но стоит только на следующий день промелькнуть краю новой юбки, как они начисто забывают о прежних клятвах. Но я – царь Смерти и полюбить могу только один раз. Раз и навсегда.
– Бедный Гадес, – вздохнула Персефона. – Тебе будет очень одиноко без меня?
– У меня останутся воспоминания о тех чудесных шести месяцах, что мы провели вместе, о том, как я был счастлив, когда ты сидела рядом со мной на троне. Я и сейчас бесконечно счастлив, что ты – моя царица преисподней.
– А мне понравилось быть царицей Аида. В этом есть что-то особенное. То есть подземное царство не похоже ни на одно царство на земле: здесь остается только то, что уже использовано и поэтому утихомирилось, а значит, его легко держать в руках.
– Аид – царство осознания, – сказал
– Вот только вечера здесь слишком долгие, – пожаловалась Персефона. – У меня только в детстве были такие длинные вечера: казалось, они растягивались до бесконечности, и солнце еле-еле, нехотя ползло к закату. Но вот солнца здесь нет. Слабый сумрак склепа, изредка прерываемый тьмой, а солнца – нет. Я потеряла солнце.
Я кивнул:
– Да, солнца у нас нет. Но нам светит луна и еще факелы.
– Они бросают такие длинные тени, что я, пожалуй, боялась бы их. Если бы в Аиде было чего бояться.
– О нет, – сказал я. – Худшее уже произошло, и еще хуже не будет. Так ты съешь мое гранатовое зернышко?
Она взяла одно из двух зернышек с моей ладони и положила на свою – узкую и белую.
– А почему ты так хочешь, чтобы я его съела? В этом какой-то подвох?
– Да, – ответил я. – У меня нет от тебя секретов. В этом есть подвох.
– Так что же случится, если я его съем?
– Это сохранит мои права на тебя, когда ты возвратишься к живым. И это будет гарантией, что ты вернешься ко мне, в преисподнюю.
– Вернусь к тебе? – переспросила она. – Но ведь я в любом случае собиралась вернуться.
Я покачал головой:
– Ты сама не знаешь, как обернется, когда ты поднимешься отсюда в светлый верхний мир и вдохнешь его воздух. И когда ты снова полностью почувствуешь себя живой, ты забудешь обо мне. И будешь удивляться, как тебе могло нравиться это мрачное место с его угрюмыми садами и рекой забвения, по которой плывут бесчисленные души умерших, и лишь плакучие ивы тихо шелестят им вслед. И ты скажешь себе: «Да он просто околдовал меня, приворожил. Ни один человек, будучи в здравом рассудке, не отправится добровольно проводить отпуск в аду!»
Она улыбнулась и коснулась моей руки:
– Может, ты и приворожил меня. Но здесь, в Аиде, мне хорошо.
– Тогда съешь это гранатовое зернышко.
Она сидела не двигаясь, и мысли ее блуждали где-то далеко. Наконец она сказала:
– Да, Ахиллес и Елена пригласили нас сегодня на обед. Принеси им мои извинения.
Мы отключились от Гадеса и Персефоны и, оставив речной берег, направились по зеленым холмистым лугам, украшенным деревьями, подстриженными в форме различных скульптур, что делало местность похожей не то на кладбище, не то на французский парк, – к Чертогу смерти. Издалека он выглядит как небольшой городок, потому что Чертог – это архитектурный ансамбль из множества маленьких дворцов. И хотя некоторые из них имеют до дюжины этажей, все они сгрудились в кучу: маленькие дворцы являются частью ансамбля больших дворцов, а дворцовые ансамбли объединяются в общий комплекс Города Мертвых. Крыши, купола всех форм и размеров: сферические и квадратные, со шпилями и без. Все здания связаны между собой на разных уровнях узенькими дорожками. Вы можете из окна выйти прямо на перекресток, или подняться на верхний этаж, или же по узенькому карнизу перейти в соседний дворец.