Машина смерти
Шрифт:
– Саймон, я согласен изменить условия твоего контракта, – сказал Эмми, когда он закончил. – Это резонно. Вместо десяти тысяч ты получишь половину той суммы, которую я заработаю на этом деле. Ты доволен?
Он был растерян, а не доволен: Медо уступает без всякого торга, без упрашиваний, без шантажа? Тут что-то нечисто!
– Где гарантия, что вы отдадите мне эту половину? – опасливо поморщился Саймон.
– Гарантия – мое слово, моя деловая репутация… да все, что угодно. Я честно отдам тебе половину выручки.
– Сколько вы рассчитываете хапнуть на этом так называемом репортаже?
– С этим
«Знаю я твои сюрпризы!» – с холодком справедливого недоверия подумал Саймон, но выбора у него не было.
В окнах виднелись наряженные рождественские елки с терракотовой хвоей: других на Манокаре не бывает, и тот факт, что на Земле-Прародине они не красновато-коричневые, а зеленые, издавна замалчивался. В прежние времена упоминания об этом приравнивались к «злонамеренному сомнению в истинных ценностях» и карались поркой, однако теперь, в эпоху реформ, о цвете елок можно безбоязненно рассуждать вслух. Праздник от этого ничуть не проиграл.
Стив и Тина шли по заснеженной улице в центре Аркатама. Благообразно-безликая в дневное время, вечером, при свете фонарей и неоновых поучений на стенах домов, улица выглядела почти привлекательно. Последняя прогулка. Не пройдет и суток, как они покинут Манокар, и вместе с ними отправится на Нез Марчена Белем.
– …Мне показалось, Элана пыталась меня о чем-то предупредить. – Сзади хлестнул порыв ветра, Тина подняла воротник куртки. Она не мерзла, но за шиворот попадали снежные крупинки. – Уклончиво и очень настойчиво, как будто хотела сказать что-то важное, но не решалась говорить напрямую. Она раза три спросила, не слышала ли я о галактической организации, которая называется «Подразделение Игрек», или «Контора Игрек». Такая рассеянность ей несвойственна – значит, это было специально.
– Я о такой конторе не слышал, – помешкав, отозвался Стив.
– Я тоже. Разговор вертелся вокруг Ассамблеи, куда Манокар наконец-то полновесно вступил, и Космопола, с которым опять же подписали договор о сотрудничестве, и я подумала, что «Контора Игрек» имеет к ним отношение. Элана еще и смотрела по-особенному – так пристально, выразительно… Это надо было видеть, как будто глазами она говорила больше, чем словами.
– На Незе я попробую найти информацию о «Конторе Игрек».
– Возможно, какая-то засекреченная организация, созданная для того, чтобы исследовать таких, как мы? Мне показалось, Элана намекала на это.
В Нерсеаш Саймон прилетел на воздушном такси. Солнце, толпы, уличный шум… Отвык он от всего этого. Без грима, с лысым черепом и лицом Умазайки, он чувствовал себя обнаженным и беззащитным, это усугублялось тем, что прохожие на него оглядывались, дети показывали пальцами. Оживший герой мультфильма среди нас! Похоже, что чертов мультик действительно популярен.
Саймон сверился с электронной схемой и спустился по каменной лестнице в аллею, с обеих сторон ограниченную прудами, в которых плавали бледные пятнистые цветы и похожие на обесцвеченные
Опекуны манокарской девчонки – люди достаточно состоятельные (и это все, что Саймон о них знал, на дополнительную информацию Эмми не расщедрился), чтобы та могла учиться по программам, разработанным персонально для нее. Саймона это задевало, как одно из проявлений вездесущей несправедливости: когда он был маленьким, никто о нем так не заботился.
На горизонте туманными многослойными контурами поднимались к небесам Нерсейские горы. Тепло, но не жарко (Нерсеаш находится в средней полосе). Малолюдно. Спокойно. Если Эмми задумал какой-то эксцесс – непонятно, как он собирается его провернуть, вокруг никаких признаков активности. Клисс терялся в догадках.
– Саймон! Слышишь меня?
Он вздрогнул, поморщился: это ожил вставленный в ухо передатчик.
– Слышу.
– Тебя сопровождают зонды с видеокамерами – они капризные, поэтому постарайся не выходить из кадра, особенно когда найдешь ее. Я хочу отснять репортаж без дублей.
Саймон растерянно повертел головой, но зондов не обнаружил. Наверное, миниатюрные.
– Ну и глупый же у тебя вид! – прокомментировал его жест Эмми. – Впрочем, так даже лучше… Иди прямо, после круглого пруда с бортиком под малахит свернешь налево – там будет площадка с металлическими сооружениями. И не вздумай улыбаться, понял?
– Хорошо, – покорно отозвался Саймон. – А что я должен делать, чтобы не выйти из кадра?
– Подчиняться моим указаниям. Пошел!
Саймон побрел по аллее. Несмотря на двойную дозу стимулятора, тело ныло после вчерашних побоев, и вдобавок его мучило недоумение: неужели дело ограничится съемкой репортажа? Факты говорили «да», а интуиция твердила «нет». Так или иначе, скоро все завершится. Он получит деньги, сделает пластическую операцию и после будет жить тихо-тихо, как в тюрьме.
Слева, за круглым водоемом с бортиком из зеленого камня, – взрыв красок. Решетчатые купола, лесенки, загадочные ажурные конструкции – все это окрашено в яркие цвета и облеплено детьми. Нет, детей не так уж и много, зато галдеж такой, словно их здесь несколько сотен. Саймон скривился, но сразу же постарался придать своему лицу грустное и доброжелательное выражение.
Ага, вот и девчонка, Медо показывал ее портрет. Тощая загорелая дрянь двенадцати-тринадцати лет, в испачканных светлых шортах, красных сандалиях и сверкающем на солнце золотистом джемпере. Челка падает на глаза, не слишком густые каштановые волосы собраны в два хвостика – девчонка вертит головой, и те раскачиваются, как будто живут самостоятельной жизнью. Коленки грязные, на левой темнеет запекшаяся ссадина.
Взрослых вокруг немного, среди них выделяются двое мужчин и девушка – серокожие, стройные, мускулистые, в одинаковой светло-зеленой форме с эмблемой в виде кошачьей морды. Саймон знал эту эмблему: ми-гиайо, незийский хищник, напоминающий ниарских хруяров и земных леопардов. «Ми-гиайо» входит в десятку наиболее солидных незийских охранных агентств. Девчонкины телохранители. Недурно, трое профессиональных костоломов на одну соплячку!