Машина желаний
Шрифт:
– Сюда нельзя, – сказал Сканлан. – Встретимся на следующей неделе.
– Я слышал какой-то шум. Что это?..
– Уходи!
Шаги удалились и стихли. Сканлан огляделся. Меллз склонился над Леоной.
– Она скоро очнется. С ней все в порядке, – сказал он, выпрямляясь. – Пойду доложу, что устройство готово.
– Как же я так сглупил, – сокрушенно вздохнул Сканлан, – разрешил ей войти. Но я же не думал…
– Да, конечно, – сочувственно кивнул Меллз. – Теперь вы понимаете, что такое контроль?
– Думаю, да. Хваи контролировали
– На самом деле захват жертвы занимает часов пять, – сказал Меллз.
– Когда вы это поняли?
– Сегодня утром. Ваша жена уже была у них на крючке. Поверьте, я могу об этом судить. Ведь я сталкивался с этим пять раз.
– Тогда почему… – Сканлан понял, что знает ответ, но все же не мог не спросить. – Почему не сказали мне утром? Или сейчас, когда она стучала в дверь?
– Вам? В вашем-то состоянии? Ну уж нет. Вы бы еще, чего доброго, устроили стрельбу. Я слишком уважаю миссис Сканлан, чтобы допустить это. – Он посмотрел на лежащую без сознания женщину, покачал головой и добавил: – Кроме того, я должен был испытать готовый прибор. Представилась бы нам лучшая возможность?
Он повернулся и направился к телефону.
Сканлан сунул бластер в карман. Потом снова достал его и сел на пол рядом с женой – лицом к двери.
В темном-темном космосе [15]
15
Перевод Н. Абдуллина.
На первый взгляд все шло как надо. Грузовоз «Персефона» чинно скользил в открытом пространстве по маршруту Земля – Марс. Штурман Дженкинс подпиливал ногти, размышляя, как потратить следующий гонорар. Бортмеханик Барстоу спал, а Мастерс – новый пилот – почитывал потрепанный экземпляр «Сыновей и любовников» Лоуренса из корабельной библиотеки.
За бортом царил почти полный вакуум. Почти – потому что в каждом кубическом сантиметре пространства легко обнаружить атом, а то и два; тут и там мелькает космический мусор.
На орбитальной земной станции экипаж набил трюмы грузом замороженных продуктов, скормил бортовому компьютеру кассеты с маршрутом и стартовал в сторону искусственного спутника Марса. Корабль шел на автопилоте, и экипаж маялся бездельем…
Однако в почти полном вакууме что-то незаметно переменилось. Антенны радаров беспокойно сканировали пространство, пусковые схемы напряглись в ожидании аварийного сигнала.
Снаружи не было ничего, кроме частичек пыли: крохотных осколков металла и камня, слишком маленьких и незаметных для электронных систем наблюдения. Но вот «Персефона» миновала границу штормового фронта, и облако пыли постепенно стало сгущаться.
Когда концентрация частиц достигла
Дженкинс выскочил из кресла, чуть не заколов себя маникюрной пилкой. Будучи штурманом, он первым делом проверил местоположение корабля. Не заметив на экране радара ничего крупного и плотного, взглянул в иллюминатор на яркие, бесконечно далекие точечки звезд.
– Какого черта? Что с радаром?..
Бах! Бах! По кораблю разнеслось эхо двойного удара, и Дженкинс попятился.
– Штормовой фронт! – прокричал он. – Штормовой фронт! Всем приготовиться!
Коренастый бортмеханик Барстоу спрыгнул с кровати, схватил полдюжины банок с быстротвердеющей смесью Х-420 и убежал на корму, к ядерному реактору.
Мастерс остался в середине судна.
Снова дважды бабахнуло, и воздух с громким шипением начал утекать из салона.
Отыскав пробоины – две крохотные дырочки размером с гривенник, – Мастерс быстро заделал их смесью Х-420 и, обливаясь потом, отправился искать еще повреждения корпуса.
Космос – это почти полный вакуум, однако в нем полно мусора: осколки метеоритов, железки и прочая мелочь собираются в облака и на безумной скорости, закручиваясь по спирали, несутся к Солнцу. Такие скопления космонавты называют штормовыми фронтами. В безвоздушном пространстве даже крохотная частица материи способна прошить корабль, как пуля – голову сыра.
– Поторопись, – велел Мастерсу Дженкинс. Корабль пробила еще одна частица, а пилот только вскрывал банку Х-420.
Сам штурман занимался дырками в своей части корабля. Он приготовил целую горку заплат; воздух тем временем утекал через десяток пробоин, и давление падало.
– Похоже, мы нарвались на небольшую бурю! – крикнул из дальнего конца судна Барстоу. Дженкинс мрачно усмехнулся. Вокруг него рикошетили частицы мусора: дырявили плотную обшивку, проходили сквозь стены и опрокидывали шкафы.
– Рация! – отчаянно вскрикнул Мастерс. Очередной осколок лишил «Персефону» связи.
– Второй двигатель вышел из строя, – доложил Барстоу.
Взглянув на приборную панель, Дженкинс произнес:
– Давление все еще падает.
О том же сигнализировали барабанные перепонки.
Мимо, всего в нескольких дюймах от Дженкинса, пронесся кусок метеорита размером с кулак и пробил дыру в носу корабля. Штурман принялся лихорадочно заделывать пробоину, через которую наружу уходил воздух, а внутрь просачивался космический холод. Руки мерзли, немели, двигаться становилось все трудней и трудней.
– Дженкс! – позвал Барстоу. – Реактор барахлит. Руби питание!
Дженкинс отключил подачу энергии, и судно погрузилось во тьму. Дальше работали на ощупь.
– Проклятье! – вскрикнул Дженкинс: его обдало дождем из осколков плексигласа. Оказалось, кусок металла пробил лобовой иллюминатор; воздух с воем устремился наружу, увлекая штурмана за собой.