Машина
Шрифт:
«Нас тоже затянет, - подумал он, - если остановимся».
– Его здеесь нет, - протянула она со страхом.
– Придет, - твердо сказал он.
– Обязательно придет. Он всегда приходит.
– Ты скаазал, он будет здесь.
Она не собиралась успокаиваться. Обессиленный, Грэм сел, привалившись спиной к куче гальки. Он смотрел, как призрак в черных одеждах, которые ему, призраку, теперь велики, с причитаниями удаляется. На мгновение он потерял Джулию из виду на фоне черных флагов на лодках, но вскоре увидел, что она 1 изнеможении упала на камни. Он понадеялся, что она хотя бы ненадолго
Поднимался ветер, покрывая море белыми барашками. Маленькие рыбацкие лодки качались на волнах - крошечные яркие точки на фоне огромных масс темно-фиолетовой воды. За спиной настойчиво шумели репродукторы: голоса, которые некому слушать. А несколько брошенных на берегу лодок были так изъедены солью и ветром, что уже никогда бы не смогли поднять паруса и выйти в море.
По пляжу прогуливалась пожилая пара - наверное, искала морские губки или какие-нибудь другие дары моря. Сам он находил здесь только гнилые рыбьи головы, рваные хирургические перчатки и еще плоские, бесформенные создания, выброшенные приливом на берег и колыхающиеся в камнях. Эти двое, поравнявшись с Джулией, обошли ее стороной.
Он поднялся на ноги. Тонкий слой песка и мелких камешков уже покрыл носы его ботинок. Пляж вечно был занят засасыванием, поглощением. Грэм подумал, зачем люди здесь что-то строят. Вдобавок все эти бараки и бунгало на берегу были непривлекательными, бесцветными и мрачными.
Он подошел к Джулии. Ее тело стало почти прозрачным. Серая кожа обтягивала кости и светилась в тех местах, где те выступали. Соль обвела рот белым кругом, галька облепила ноги. Он осторожно поднял ее и откинул с лица прядь. Кожа черепа просвечивала сквозь редкие волосы, которые когда-то были густыми, черными и шелковистыми. Но когда она открыла глаза, все остальное показалось ему не важным. Грэм чувствовал, что этот взгляд сжигает его дотла, как и двадцать лет назад. Хотя ее тело и разрушается с каждым днем, она все равно будет оставаться прекрасной, если у нее хватит сил открыть глаза.
– Хочешь есть? Джулия покачала головой. Дал им бинокль (пахнувший так же, как и его владелец) и показал стрижей и зимородков. Потом он разрешил ученикам погулять по берегу, а сам отправился отправлять какие-то письма и куда-то звонить.
– Можете снять галстуки, но останьтесь в пиджаках. Сейчас не каникулы, и вы представляете свою школу.
– Предссссставляете сссссвою шшшшшколу, - нараспев произнес Фаджи.
– Зззззасссссунь сссссвою шшшшшколу сссссебе…
Они шатались по пляжу и кидались камнями в какие-то полузасыпанные песком ржавые механизмы. Решили, что так будет выглядеть Земля, когда США и СССР обменяются водородными бомбами. Мерс нашел рыбью голову, насадил ее на палку и стал дразнить Беббо: «Целуй ее! Целуй ее, Беббо! Целуй рыбу, ты, рыбоголовый засранец! », пока не довел того до слез. Фаджи и Грэм отделились от остальных и направились к воде. Узкая каменистая коса вела к крутому галечному склону, с края которого было видно все побережье.
Женщина стояла на коленях, ее куртка и блуза валялись рядом. Даже бюстгальтер некоторое время был не виден - так ослепительно сияло тело. Она рыдала, пыталась разрезать руку камнем. Справа, спиной к ней, в шезлонге, закинув ногу на ногу, сидел мужчина в панаме, курил и смотрел на горизонт. Мальчики видели только его жирный, гладко выбритый загривок, нависавший на воротник.
– Восхитительный вид, - поморщился
– Вернемся-ка к машине.
– Погоди, - сказал Грэм, но не смог объяснить, чего именно им следует ждать. Фаджи настойчиво тянул его за локоть, и через некоторое время Грэм поддался на уговоры.
На следующий день (последний в Дангенессе) мистер Уилсон снова отпустил их. Фаджи хотел играть в футбол, но Грэм отказался, сославшись на головную боль, и ушел гулять один. Он вернулся на пляж, на то место, где они накануне видели женщину. Шезлонг был все еще там. На том месте, где стояла женщина, Грэхэм обнаружил гладкий блестящий стальной предмет. Он начал отгребать камни, пока не откопал диск размером с колесо поезда. Нечто, похожее на только что смазанную гусеницу трактора, змеилось рядом с диском, уходя под землю. Сколько Грэхэм ни тянул, он не смог даже сдвинуть ее с места. Утомившись и тяжело дыша, он уселся на камни и только тогда заметил, что они покрыты темными пятнами крови.
На обратном пути он остановился у фургончика купить колы и чипсов. Уже расплачиваясь с продавщицей, он узнал ее.
– Здравствуйте, - его голос сломался на последнем слоге, как запись на испорченной пленке.
– Я видел вас вчера на пляже. Вы…
– Не надо мне рассказывать, я сама знаю, что я… - прошипела она, торопливо озираясь.
Сделав пару шагов к краю своего фургона, она схватила Грэма за воротник. Пока она втаскивала его внутрь, рукав сполз на запястье и Грэхэм увидел порозовевшую от крови повязку на плече. Женщина захлопнула дверь и заперла на засов окошко для покупателей. Внутри было очень жарко и душно от запаха прогорклого масла и сырого лука. Грэм методично поедал чипсы, стараясь не выдать испуга.
– Хотите колы?
– предложил он женщине закрытую банку Она выбила колу у него из рук. Грэм перестал есть и аккуратно загнул верх пачки.
– Прости меня, - голос вырывался из ее рта, как жар яз печи.
Она взъерошила ему волосы и опустилась на табуретку, сжал пальцами переносицу.
– Он сказал, что я должна дать ответ до темноты. Сказал, что колеса уже смазаны. Еще сказал, что технология, хотя и старая, но совершеннее любой другой. Древняя технология. Непонятно даже, люди ее придумали или нет.
Она фыркнула. Этот внезапный, резкий звук был лишен к тени той усмешки, которую, она, по-видимому, хотела в него вложить.
– Мне все равно. Только бы она вернула мне его, - она сосредоточенно уставилась на Грэма.
– Моего мужа, - произнесла она, как будто это было очевидно.
– Милый, милый, он бы любому помог. Наивный, прекрасный человек.
Левой рукой она поправила повязку на плече. Грэм поднял свою колу и открыл ее. Коричневая пена с шипением потекла по руке. Женщина не обращала на него никакого внимания, словно воспоминания о том, что случилось с мужем, сделали ее нечувствительной к внешним воздействиям.
– На шоссе стояла машина. Шоссе «А-двенадцать» на север, на Ипсвич. Ветер. Дождь. Машина потеряла управление. Остановилась на середине дороги. Мы с Эдди были ярдов за сто. Он накинул что-то, включил аварийные огни и побежал помогать. Я осталась - не хотела, чтобы волосы промокли. Мы ехали на вечеринку.
– Его сбил «форд мондео» на скорости девяносто миль в час. Знаешь… силой удара его выбило из ботинок. На шнуровке. Они ему немного жали, эти ботинки, он все говорил, что надо бы купить новые.