Машина
Шрифт:
— Готовы, сегодня с двадцать четвертым цехом говорил. Завтра с утра можно забирать.
Ну так вот, у нас десять щитов. Два из них тебе, Саша. Оформляй на них «Комсомольскую жизнь». Пойди посмотри в других цехах, посоветуйся и подойди с материалами ко мне. Дальше... Четыре щита — профсоюзу.— Фросин улыбнулся предцехкому.— Передовиков у нас пока нет, но ты помести туда соцобязательства, график чистоты...
Логашов негромко пробасил:
— Хорошо бы и ту, торцовую стену занять агитацией. Лозунг большой написать, что ли...
Фросин
— Лады. Я художнику так задачу и поставлю. Пусть подумает. Да не просто лозунг, а панно... Если только,— он опять покосился на Макарова,— мне нарушение финансовой дисциплины не припаяют.
Все засмеялись. Макаров тоже засмеялся:
— Да бери своего художника! Я же говорю — я здесь неофициально!
Ободренный смехом и хорошей деловой обстановкой, в разговор вступил Саша Белов:
— Вот бы кружки для молодежи. И красный уголок...
— Об этом я и хотел говорить сейчас, о молодежи.— Фросин придвинул к себе стопку листков с какими-то не то таблицами, не то списками.— Я дал задание табельщице, и она подготовила мне такие сведения по всему личному составу цеха: возраст, семейное положение, образование, стаж работы на заводе. Ну и еще ряд данных — где живет, с родителями или один, далеко ли ездит на работу... Полностью я обработать не успел, но предварительно можно уже обсудить. Средний возраст — двадцать два года. Средний стаж работы на заводе — два с половиной года. Образование: с десятью классами — сорок три процента, с неполным средним образованием — семнадцать процентов, со средним техническим и незаконченным высшим — двенадцать процентов и двадцать восемь процентов — с высшим образованием. Для справки: самый старый человек в цехе — Василий Фомич.
Фомич, тоже вдруг проникшийся этой несерьезной атмосферой, выкрикнул:
— Ну да! А Евграфовна?
Все сразу вспомнили уборщицу Евграфовну, сухонькую бойкую старушонку, и расхохотались.
— Ну так что,— спросил, отсмеявшись, Фросин,— ясна картина? Придется нам и кружки организовывать — это по твоей части, Логашов,— и стенгазеты выпускать, и в школу рабочей молодежи загонять, и за морально-политическим состоянием следить...
Он вздохнул, и всё с готовностью улыбнулись — и вздоху его, и казенным словам «морально-политическое состояние».
— Нет, я говорю совершенно серьезно — придется. Я намеренно умолчал о производственных вопросах. Это наша с Василием Фомичом забота. Вас я сюда не впутываю, мы с ним сами знаем, что делать надо. Так что давайте без улыбок, и оформление, раз уж с него начали, должно быть сделано быстро и качественно. И договоримся,— в голосе Фросина проскользнули жесткие нотки, и Макаров подумал про себя: «Ого!»,— это не моя блажь, а первоочередная задача!
Фомич не поднимал головы, разглядывал свои руки с толстыми ногтями — руки не начальника, а слесаря, монтажника — руки мастерового. Обстановка становилась напряженной. Фросин, словно не замечая этого, гнул свое:
— И еще одно.
Он замолчал. Все тоже молчали — показалось, что крутовато Фросин забирает. Еще и работать не начали, а он уже: «сачковать», «ЧП». Макаров подал голос из угла, чуть разрядил напряжение:
— Могу дать совет: не бегите к начальнику бегом. Сначала сами разберитесь, при всех скажите о непорядках. Если обо всем будет говориться прямо и при всех, люди поймут правильно, сами будут стремиться поддерживать дисциплину!
Фросин пожал плечами:
— Я, в общем-то, это же имел в виду... Это само собой разумеется... Вроде бы у меня все. Кто еще хочет добавить? Вопросы есть?
Вопросов и добавлений не было. Все разошлись. Фросин шел между Макаровым и Василием Фомичом. Макаров придержал его:
— Не беги так. Чай, Фомич у тебя самый старый в цехе. Да и я не моложе...
— Набрали, понимаешь, мальчишек... Черта лысого с ними наработаешь...— проворчал Василий Фомич.
— В самом деле, Виктор Афанасьевич, удивил ты меня сегодня своей статистикой,— голос у Макарова был недовольный.
— Во-первых, после драки кулаками не машут,— отозвался после паузы Фросин.— А во-вторых, цех создается не ради двух-трех машин!
— Ну-ну, ты поясни! — все таким же недобрым голосом сказал Макаров.
— А тут и пояснять нечего. Производство будет расти. Вот и надо молодежь брать. Это же резерв! Они же, как освоят машину, играючи все планы выполнять будут!
— Ты смотри, резерв,— передразнил его Макаров.— Шею себе не сломай, пока машину с детским садом своим осваивать будешь.
— Да вы что, не понимаете, что со старыми рабочими нам ее не поднять? — всерьез разозлился Фросин.— На хрена мне их опыт, если изделие совершенно новое? В машине молодежь имеет такой же опыт, что и старики,— никакой! Так молодежь, по крайней мере, ориентируется быстрее! Нам бы только пару машин сделать! А там уже я и не беспокоюсь, дело пойдет!
— Вот именно: нам бы только сделать, а там пойдет...— ворчливо, но уже без прежнего недовольства съязвил Макаров. Видимо, вспышка Фросина убедила его в чем-то.— А вот как твои мальчишки и две-то машины сделают, это еще вопрос... Ну ладно, вон твой трамвай. Беги, а мы с Фомичом пройдемся по-стариковски, пешочком.
Фросин еще не остыл и потому ушел от них к трамвайной остановке.
Макаров проводил его взглядом и неожиданно захохотал.
— А ведь и меня провел — приказы-то по личному составу я сам подписывал! И ведь знал бы, кого он набирает, ни за что бы не допустил!
Фомич, за все время перепалки не проронивший ни слова, буркнул:
— Мальчишка...— И опять не понять было, осуждает он Фросина или нет.
— Точно, мальчишка! По всем повадкам — мальчишка! — Макаров Фросина явно одобрял.— Но ведь умеет работать! Нам бы с тобой так в его годы...