Машины Российской Империи
Шрифт:
– Что начинается? – спросил я.
Ответом мне была молния, которая в ярчайшей, режущей глаза вспышке вырвалась из нависшей над дирижаблем черной стены. На миг за стеклянной полусферой наступил белый день.
– Пора наведаться в закоулки, – произнес король цыган.
Подойдя к железному коробу возле штурвала, он набрал код на замке и откинул крышку. Стало видно, что она закрывала приборную
– Что это? – спросил я. – Этим вас тоже снабдил Мессия?
Баро Рольфо положил руку на рычаг.
– Теперь слушай меня очень внимательно, Ал. Племя цыган, а в особенности цыгане-мавры, к которым относимся мы, ведает то, чего не ведает никто. Наши таборы путешествуют там, где не ступала нога белого человека. Иногда мы можем проникать в закоулки, знания про которые пришли к нам из тайных храмов древней Индии. Есть места в мире… мягкиеместа. Аппарат Мессии позволяет «Табору ветров» уходить в закоулки везде и всегда, когда я того пожелаю. Теперь – ничему не удивляйся. И не вздумай кому-нибудь рассказать о том, что увидишь.
Он передвинул рычаг, аппарат загудел, и стеклянные шкалы озарились светом. Рольфо положил тяжелую руку на мое плечо, притянул к себе, посмотрел в глаза и сказал:
– Ничего не имею против тебя, Ал МакГрин, но если расскажешь кому-то о закоулках – тебе конец.
Он не шутил. Отстранив меня, Рольфо взялся за другой рычаг.
– О чем ты говоришь? – спросил я. – Что я увижу?
– Тень Мирини.
– Я знал, что сейчас услышу это слово.
Рольфо покосился на меня, и я добавил:
– Да, знал. Его как-то произнес Мессия. И еще одно: Сплетение. Что они означают?
– Я не слышал ни про какие сплетения, – нахмурился он. – А Мирини… Может, Ник подразумевает под этим что-то иное, мы же называем так закоулки пространства.
Совсем близко за смотровым фонарем полыхнула молния, и Рольфо сдвинул рычаг. Протянувшиеся перед гондолой металлические рога стали наливаться зеленоватым свечением.
– Мир – это тесто, – произнес король цыган. – Рыхлое, мягкое тесто. Оно шевелится, раздувается и опадает. В нем есть пузыри. Сейчас мы попадем в один из них.
Грозовой фронт был совсем близко. Возле дирижабля он выпячивался, протягивая к нам толстый отросток – огромную тучу, которая, клубясь и меняя форму, быстро двигалась вперед на белых ходулях молний. Рядом с ней
Горящие зеленым огнем рога напоминали изогнутые трещины, расколовшие пространство перед гондолой. Между их концами возник световой круг, будто пленка, состоящая из мерцания. Круг начал расширяться, граница его поползла назад – пленка света растягивалась трубой, в которую быстро погружался дирижабль. Через несколько секунд мы оказались внутри вытянутого светового пузыря, он мерцал и мигал вокруг нас.
Краем глаза я заметил, что медальоны на груди цыган разгорелись зеленоватым свечением – таким же, как рога за смотровым фонарем.
Помутневший, искаженный пейзаж шел волнами, изгибался, будто в кривом зеркале, став призрачным, нереальным. Потом в передней части светового кокона образовалась круглая прореха, разошлась шире, открыв знакомую картину… Вот только сейчас Эйфелева башня была гораздо ближе! Мы не достигли Парижа, но если раньше до него оставалось много часов лета, то теперь он лежал прямо перед нами.
Еще мгновение в рубке переливались отблески сияния, а потом световой кокон пропал. Медальоны погасли, как и металлические рога. Грозовой фронт исчез из виду, оставшись далеко позади. Мы будто нырнули – и вынырнули в безопасном месте.
Я повернулся к Рольфо, чтобы задать вопрос, но натолкнулся на его взгляд и промолчал. Только что мне позволили прикоснуться к одной из главных цыганских тайн, и лучше пока что ничего не спрашивать во избежание… всяких неприятностей. Одной из них, подумал я, может быть падение из гондолы дирижабля с большой высоты.
– Скоро будем в Париже, – донеслось сзади.
В дверях, сложив руки на груди, стояла Электра, из-за нее выглядывал Заяц, и оба смотрели на меня.
– Ты должен кое-что понять, Ал, – произнес Мирче Рольфо и надел свою красную шляпу. – Все это – игра великих сил. И карты судьбы легли так, что ты стал одним из игроков.
Я молча шагнул к стеклянной полусфере, глядя на город впереди и на башню, высящуюся посреди него. В рубке «Табора ветров» повисла тревожная тишина. Солнце пряталось за горизонтом, земля лежала в сумраке, и никто не знал, сможет ли свет победить его.