Маска бога
Шрифт:
— Хорошая мысль, — грубо бросила мрачная Бренвир. — Им нет нужды знать секреты Дома. Погоди. — Матрона прошла мимо Джейм и захлопнула двери, чуть не прищемив нос алчно насторожившему уши Сероду. — Я могла бы сказать и «дело названых сестер». Насчет Эрулан… — Матрона застыла, все еще глядя на дверь. — Она снова твоя. Что еще тебе нужно?
Джейм опешила. Бренвир близка к тому, чтобы уйти без знамени, м-м, Эрулан, которую Джейм и теперь отчетливо видит — одна рука на горле, другая умоляюще поднята.
— Но я отдала ее тебе, — запротестовала она.
Железная
— Никто не смеет унижать леди, даря ее! Неужели для вас с братом не существует никаких приличий?!
Эта неистовая ярость отбросила Джейм к стене. И тут она, кажется, поняла.
— Лорд Брендан просил портрет Эрулан, — медленно сказала она, постепенно разбираясь, — и Торисен просто сказал, чтобы он забрал его.
Ну конечно. Любой другой лорд настоял бы на полной выплате той неслыханной цены, которую Ганс потребовал за вечный контракт Эрулан. Норфы бедны. Торисен, несомненно, нашел бы использование деньгам. Но он отказался искать выгоду, играть на старом горе, повторять жадную торговлю отца. Ни он, ни, вероятно, сам лорд Брендан не догадывались, какую обиду наносит это милосердие Женскому Миру, где цена леди определяет ее ранг. Эрулан не должна быть принижена. Да мертвая и не считала случившееся оскорблением. Но Бренвир ради нее готова на все.
Берсерк и тот, кто проклинает. И она взбешена.
— Мы хотели как лучше, — нескладно сказала Джейм, больше всего желая сейчас, чтобы ей поверили. — Мы просто не понимали. Теперь, думаю, я знаю, в чем дело. И я все объясню брату. Должен быть какой-то способ с честью послать Эрулан домой, к тебе.
Старшая женщина вновь отвернулась, словно так ей было легче удерживать непрочный самоконтроль. Не раздумывая, Джейм опустила руку на запястье Бренвир, почувствовав под пальцами твердость под стать прозвищу Железной Матроны. Их сотрясала дрожь.
— Адирайна сказала, что ты научишь его.
В первый раз Бренвир перевела взгляд на флаг в кресле и, задохнувшись, вскрикнула. Женщина стремительно отступила, став сразу вне досягаемости Джейм, но вдруг так же резко остановилась, стиснув кулаки:
— Норф, ты пытаешься свести меня с ума?
Джейм поразилась:
— Что?
— Дразнишь меня тем, как она внезапно мелькает, потом выхватываешь… Путешествуешь с ней, спишь с ней, думаешь, я не узнаю приманки, увидев ее?
Когти и клыки бога. Она ревнует.
— Леди, я клянусь…
— Лжешь!
Джейм почувствовала, как мгновенно заледенели ее руки. Ужасающая ясность наполнила мозг: что она должна сделать с этой… старой каргой, с ее взъерошенными волосами и красными глазами, с той, кто осмелился подвергнуть сомнению единственную оставшуюся у нее ценность — честь. Она хотела освободить пламя, оно обжигает нутро, оно отвратительно, но она стосковалась по этому ядовитому упоению. Когти прорвались сквозь кончики перчаток, они готовы.
Нет.
Это приступ, припадок берсерка, направленный против терзаемой болью женщины, против другого берсерка. Нельзя, нельзя, нет!!
А Бренвир выкрикивала Джейм в лицо слова, которых нельзя простить.
— Сдержанность,
Бренвир схватила девушку за предплечье как раз тогда, когда ее насильно удерживаемая за спиной рука дотронулась до мертвого знамени. Другую руку матрона занесла для удара. Девушка знала наверняка: если Бренвир даст ей сейчас пощечину, Джейм убьет ее.
Но другая рука сомкнулась на поднятом кулаке обезумевшей женщины. Объединенные касанием, они застыли втроем — две запыхавшиеся, живые, и одна мертвая.
— Эрулан, — прохрипела Бренвир. — Норф, ты тоже ее видишь?
— Да. Это уже не раз случалось, она то появляется, то исчезает, но никогда не показывалась так отчетливо, как сейчас. И ты не сходишь с ума, разве что и я тоже.
Зарокотал гром и затих, отступив. Лил серый дождь, серый свет проникал в серую комнату, а мертвая стояла, улыбаясь, в своем ржаво-красном платье.
— Она предана погребальному костру тридцать четыре года назад. Это же невозможно?
— Не уверена, — пробормотала Джейм.
Ее левая рука онемела, стиснутая железной хваткой старшей женщины. Правая ощущала грубый ворс гобелена, а под ним — плечо, превращенное в золу огнем задолго до ее собственного рождения. А если они обе и вправду спятили?
Эрулан улыбалась Бренвир.
— Возможно, — медленно сказала Джейм, — мертвые более стойки, чем позволяли нам верить наши жрецы, — «ряды священнических трупов под Общиной Глуши». — Возможно, здесь, в Ратиллене, правила изменились: «Отрава за спиной, с загадочной усмешкой на губах. А где его тело?» Или, возможно… «Платье Эрулан, сотканное из нитей одежд, в которых она умерла, истекая кровью». Может ли кровь удерживать душу, как плоть или кость?
— Если ты так говоришь, — произнесла Бренвир с сомнением.
Волосы на голове Джейм приподнялись. Матрона беседовала не с ней.
Бренвир напряглась.
— Он здесь? — Она развернулась, дикий взгляд обежал комнату.
В дальнем углу треснула тень, упали татуированные лишем руки, за которыми прятались глаза. Желтые радужки налились кровью, став похожими на два оплодотворенных желтка, — слишком долго они были открыты, заключенный в них дух свирепствовал в бессилии. Черты Отравы наложились сверху, будто сутана, сшитая из тени. Он улыбался.
Бренвир крутанулась к Джейм:
— Ты привела его сюда!
Джейм попятилась, сцепив руки за спиной — на этот раз не для обуздания в себе берсерка, а чтобы не начать плести танец, унимая ярость матроны. Одни предки знают, что она могла спустить с привязи, испробовав этот фокус снова.
— Все в порядке, — поспешно сказала она. — Убийца Эрулан действительно в комнате, и можно сказать, что это я более или менее «пригласила» его, но он под контролем.
— Контролем? Твоим? Ради бога, Норф, если ты продалась Гильдии Теней Башти…