Маска чародея
Шрифт:
– А не пора ли нам отправиться в путь? – Мне не терпелось осмотреть город.
Тика была поражена, Неку не могла поверить своим ушам, словно я только что сотворил леденящее кровь заклятье. Впрочем, нет. Словно я сказал откровеннейшую глупость о таких вещах, в которых разбирается любой ребенок. Неку громко рассмеялась, подошла ко мне, взяла меня за руку и потащила за собой.
– Мальчик мой, – сказала она, и это был первый раз, когда она назвала меня «мальчиком», если не вспоминать о случае с сыром, когда мое невежество убедило ее в том, что я отнюдь не древний чародей, принявший, скорее всего с дурными намерениями,
Я страшно смутился и с трудом выдавил из себя:
– Что ты хочешь этим сказать?
Она снова рассмеялась, ткнула меня пальцем в грудь, пробежала рукой по моим волосам, накрутила прядь на палец и дернула. Я вскрикнул.
– Что ж, просто посмотри на себя! – сказала она. – Еще несколько татуировок, кость в носу, и из тебя выйдет превосходнейший дикарь! Ты не можешь отправиться в город втаком виде!
Я отстранился, запахивая на себе мятую накидку. Неку покачала головой.
– Тебя придется долго приводить в божеский вид. Но ничего.
Она встала с земли и отвела Тику в сторону, чтобы пошептаться. Я не слышал, о чем они говорили.
Тика вынула из сумки щетку и вначале привела в порядок волосы, затем тщательно вычистила одежду. Неку хлопотала над ней, без умолку болтая. Наконец она сняла с пальца кольцо и вручила его Тике; мать с дочерью попрощались, и Тика направилась в город.
Неку подошла ко мне.
– Она скоро вернется и принесет все, что нужно. Пойдем со мной.
Прежде чем я успел отреагировать на ее слова, она склонилась надо мной, взяла под руку и подняла на ноги. Ее сила поразила меня. Не может быть, чтобы ее так, возродил обед из лягушки. Скорее, ее воодушевляли новые горизонты – у нее явно созрел какой-то план.
Она повела меня к реке, и мы еще какое-то время шли по берегу, пока не нашли неглубокую заводь.
– Превосходно, – сказала она и, прежде чем я понял, что она делает, сняла с меня накидку и отбросила в сторону. Затем дернула меня за штаны. – А теперь – это.
– Что?
Она даже не усмехнулась – так сосредоточилась на своей идее, энергия била из нее фонтаном. Она опрокинула меня в заводь и начала стягивать мои драные штаны. Потом, без единого слова, с размаху швырнула их в реку, как можно дальше от берега. Я в отчаянии наблюдал, как они уплывают по течению.
Мой импровизированный плащ последовал за штанами. Затем она взяла меня за плечи и окунула в заводь. Я начал сопротивляться. Мне показалось, что она собирается меня утопить. Сунув мою голову в воду, она принялась ожесточенно тереть волосы.
Мне все же удалось вырваться, я сел, отплевываясь и тяжело дыша. Она снова окунула мою голову в воду, потом позволила глотнуть воздуха и принялась натирать мне волосы песком, затем макнула меня еще раз, чтобы смыть его.
Наконец, отпустив меня, она вздохнула и сказала:
– Так гораздо лучше. – Она показала на плоский камень. – А теперь сядь-ка вон там, обсохни.
Я подчинился и растянулся на камне. Солнце еще грело довольно сильно – было не жарко, но и не холодно. Неку тем временем села с другой стороны заводи, сложив руки на груди и внимательно изучая меня (ее мысли оставались для меня загадкой), словно оценивая возможность использовать в дальнейшем, будто я был орудием, инструментом,
Отчасти счастливый, отчасти расстроенный, не в состоянии разобраться в собственных чувствах, я лежал, греясь в лучах уже прошедшего зенит солнца, время от времени переворачиваясь, а Неку сидела напротив меня. Я уже почти дремал. Помню лишь, как дикие гуси кричали и плескались в воде.
Вернулась Тика. Я моментально сел, оглянулся в поисках одежды и, не обнаружив ее, предпринял отчаянную попытку прикрыться руками. Неку подошла сзади. Положив руку мне на плечо, она заявила:
– Не смущайся. Тика знает, как устроены мальчики.
Я снова покраснел, но ни одна из них даже не пошутила по этому поводу. Тика опустилась рядом с матерью на колени и открыла новую матерчатую сумку. Неку заглянула внутрь.
– Все в порядке, – кивнула она. Тика отдала ей семь монет.
– Секенр, – позвала Неку. – Я продала свое обручальное кольцо, чтобы купить все необходимое, в основном для тебя.
Это смутило меня даже больше моей наготы.
– Но… почему?
– У меня есть на то свои причины.
Она снова решительно взяла меня за руку. Тика извлекла из сумки полоску ткани – надушенное полотно, совершенно новое. Они вдвоем обернули ее мне вокруг пояса, одевая меня, как грудного ребенка, и не обращая ни малейшего внимания на мои протесты. Затем они нарядили меня в широкие белые штаны, туго стянутые снизу вышитыми лентами – в Стране Тростников, где штаны были прямыми, не носили ничего подобного. В сумке нашлась и алая рубашка с длинными широкими рукавами без манжетов и с роскошной вышивкой, сделанной толстой золотой нитью. За всем этим последовал кафтан, легкий, свободный, длинный и, возможно, слишком большой для меня. Поверх всего было надето ожерелье из чеканной бронзы – оно состояло из змей, причем хвост каждой последующей крепился к голове предыдущей. Все то время, пока я был в центре внимания и женщины хлопотали и кудахтали вокруг меня, я вспоминал Хамакину, игравшую дома с куклой и наряжавшую ее в самые фантастические костюмы.
Они даже подстригли мне ногти невесть откуда взявшимися крохотными ножничками.
То, что Тика достала из сумки в последнюю очередь, лишило меня дара речи. Новые туфли. Я мог лишь со слезами на глазах смотреть на них.
Тика озадаченно глянула на меня, затем – на мать, словно спрашивая, а знают ли жители Страны Тростников, что такое обувь?
Неку негромко рассмеялась.
– Мне кажется, я поняла, в чем дело, – заметила она, но никак не пояснила свои слова.
Я сидел на камне, а они продолжали хлопотать надо мной. Ощущение было страшно непривычным, а одежда – мягче и нежнее всего, что я носил прежде. Подозреваю, что такие ткани продавались на ярмарках Страны Тростников и, скорее всего, я видел иностранцев, одетых столь же роскошно, но прежде у меня никогда не было денег на такие вещи, да, впрочем, если бы и были, мне бы никогда не пришло в голову тратить их подобным образом. Неку сказала, что мне придется научиться заботиться о своей внешности. Раньше я не придавал ей совершенно никакого значения.