Маска Черного Тюльпана
Шрифт:
Майлз издал странный сдавленный звук, который в иных обстоятельствах превратился бы в смех.
— Спасибо, Генриетта, — с нежностью произнес он.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— Да. — Майлз взял ее руку и поцеловал в ладонь с таким благоговением, что у Генриетты пересохло в горле. — Знаю.
— Я люблю тебя, ты знаешь, — проговорила Генриетта, преодолевая непонятное стеснение в горле.
— На самом деле я не знал, — заметил Майлз, глядя на нее с изумлением, как взирает на свой дом вернувшийся из далекого путешествия странник, когда все старые знакомые места соединяются для него в новую и
— Как ты мог не знать, — возмутилась Генриетта, — когда я ходила за тобой по пятам, как влюбленная утка?
— Утка? — отозвался Майлз и недоверчиво улыбнулся; плечи его затряслись от сдерживаемого смеха. — Поверь мне, Генриетта, ты никогда не походила утку. На курицу [76] — может быть. — Он повел бровями, Генриетта застонала. — Но никогда на утку.
Генриетта стукнула его в грудь.
— И нисколько не смешно! Это было ужасно. А затем, когда обстоятельства вынудили тебя жениться на мне…
76
«Hen» — по-английски «курица».
Майлз кашлянул, уже без особого веселья.
— Не уверен в уместности слова «вынудили».
— А как еще это можно назвать, когда тебе угрожают вызовом?
— Тут есть некая логическая неувязочка. — Майлз смущенно помолчал. — Если ты обратила внимание, Ричард вообще-то не хотел, чтобы мы поженились.
Генриетта переваривала услышанное, затем пристально посмотрела на Майлза.
— Ты хочешь сказать…
— Ну да. — Майлз запустил в волосы пятерню. — Я боялся, что, если дам тебе время на раздумье, ты придешь в себя и согласишься с ним. Можно ведь было замять это дело, ты же знаешь. Прислуга у Ричарда нечеловечески деликатная, а что до братьев Толмондели… — Майлз пожал плечами.
— Такое признание, — проговорила Генриетта с растроганным видом, будто ей только что вручили рождественские подарки за десять лет вперед, — лучше любых стихов.
— Хорошо, — сказал Майлз, обнимая ее. — Потому что, — добавил он у самых ее губ, — я ничего тебе не напишу.
Их губы слились в чистом поцелуе, который одновременно был одой, сонетом и сестиной [77] .
Никогда не встречалось более гладких рифм, более идеального размера, более гармоничных метафор, чем соединение губ и рук, соприкосновение тел, когда Майлз и Генриетта прижались друг к другу в зачарованном золотом круге, где не было ни французских шпионов, ни бывших поклонников с сардоническими улыбками, ни докучливых школьных товарищей, — ничего, только они двое, в полной истоме наслаждающиеся своей личной пасторальной идиллией.
77
Сестина — стихотворение из шести строф по шесть стихов, кончающихся шестью ключевыми словами, повторяющимися из строфы в строфу.
— Разрази меня гром, я так и знал — здесь что-то сомнительное, — сказал Болван, окончательно выбравшийся из-под дивана и смотревший настолько строго, насколько это возможно для человека в сюртуке розового цвета.
— Ничего сомнительного, — отрезал
Болван задумался.
— Не знаю, хуже это или лучше. Тайные браки вещь неподобающая, ты же знаешь.
— А теперь будет наоборот, — предрек Майлз. — Поэтому не лучше ли тебе побыстрее найти себе невесту, прежде чем их расхватают другие.
Вон деликатно кашлянул. Не вызвав никакой реакции, он кашлянул еще раз — уже менее деликатно.
— Все это прекрасно, — сказал он таким тоном, что Майлз покраснел, — но я бы предложил отложить ваши восторги, пока Черный Тюльпан не окажется в распоряжении настоящих властей. Полагаю, вам известно, о ком идет речь, Доррингтон?
Майлз с неохотой выпустил плечи Генриетты и повернулся к Вону, жестом защитника обнимая жену за талию — а вдруг Вон все еще вынашивает мысль о гареме?
— Известно, — сказал он и добавил с оттенком злорадного удовлетворения: — Они приказали мне присмотреться к вам.
Вон вздохнул, смахнул с рукава невидимую пушинку.
— Не понимаю. Я веду такую тихую жизнь.
— Как «Ковент-Гарден» на закате, — пробормотал Майлз и охнул.
— Для этого и нужны голени, — кротко объяснила Генриетта.
— Если ты так думаешь, напомни, чтобы я надевал панталоны поплотнее, — сказал Майлз, потирая ушибленную конечность. — По возможности, на железной подкладке.
— Я сама лично их для тебя изготовлю, — пообещала Генриетта.
— Я бы предпочел, чтобы ты сама их снимала, — прошептал ей на ухо Майлз.
Парочка обменялась такими интимно-жгучими взглядами, что Вон счел необходимым кашлянуть снова, а Болван — заявить:
— Обсуждение нижнего белья джентльмена… неподобающая вещь в смешанной компании, знаете ли!
— Мы женаты, — хором ответили Генриетта и Майлз.
— Тошнотворно, не правда ли? — прокомментировал Вон, ни к кому конкретно не обращаясь. — Не забыть бы никогда не превратиться в новобрачного. Невыносимое состояние.
С пола донесся саркастический голос.
— Не могли бы вы продолжить с решением моей судьбы? На полу крайне неудобно, а беседа и того хуже.
Генриетта посмотрела вниз.
— Вас это как будто не слишком-то огорчает.
— А с чего мне огорчаться? — спросила маркиза, и по тону ее было понятно — она воспринимает нынешнее свое положение всего лишь как временную неудачу. — Вы совершенно любительская организация.
— Которой удалось, — заметила Генриетта, — поймать вас.
— Чисто технически, — отрезала маркиза.
— Нам придется отвезти ее в военное министерство, — перебил Майлз. — А затем, — он бросил на Генриетту очередной взгляд, от которого она порозовела до кончиков ушей, — мы поедем домой.
«Домой». Какое чудесное слово.
— Меня снова тянет на благородные поступки, — тоном огромной усталости произнес Вон. — Если желаете, я могу взять на себя доставку нашей общей подруги в… военное министерство, вы сказали?
Майлз, видимо, колебался.
— Или, — мягко заметил Вон, кивая на Болвана, — можете доверить это ему.
Майлз подал Вону концы веревки.
— Вы отличный парень, Вон. А если она сбежит, я буду знать, где искать.
— Вы обладаете редкой жемчужиной, Доррингтон. Позаботьтесь о ней хорошенько.