Маска Зеркал
Шрифт:
Опустив глаза, он ответил раньше, чем произнес. "Я… не знаю".
Она опустилась обратно на диван. Никто не знает. "Значит, меня просто трахают".
Серрадо не вздрогнул от этого ругательства. "Вы гораздо здоровее других жертв. Это, наверное, хорошо".
Другие жертвы. Рука, задирающая платье, синяки под глазами на впалом лице. Такой же пустой голос, говорящий: "Я не могу спать".
Серрадо, прижимающий к себе мертвого ребенка на кружевной ступеньке.
На миг показалось, что ребенок — это Тесс, или Седж, или кто-то из других Пальцев, а Рен было тринадцать, или десять, или восемь лет, и она смотрела, как смерть приходит
Голос Серрадо прорвался сквозь галлюцинацию, прежде чем она успела овладеть ею, и проклял ее на врасценском языке. Придя в себя, она обнаружила, что он замешкался на небольшом расстоянии от нее; затем рядом оказалась Тесс с одеялом и успокаивающими словами, удерживающими ее от неконтролируемой тряски.
По крайней мере, для Рен это были успокаивающие слова. Серрадо повезло, что у него не появились волдыри на ушах. "Если тебе нечего сказать, можешь уходить", — прошипела Тесс, когда у нее закончились красочные оскорбления.
Он опустился на колени, чтобы не возвышаться над ней, и срочно заговорил. "Что бы ни случилось с этими детьми, это не вызвано проглатыванием пепла, и это не физическое заболевание. Это важно знать, чтобы помочь им. И, возможно, теперь, когда пострадала Альта, я получу больше поддержки в поисках виновного. Дети говорят, что их похищает старуха — они называют ее Гаммер Линдворм. Вы видели кого-нибудь похожего?"
От этих слов она покачнулась, как будто снова упала в пустой колодец. Старуха. Только когда Серрадо ответил, она поняла, что, должно быть, услышала его вслух. "Ты знаешь о ней?" — спросил он.
С тех пор как наступила Адская ночь, мир находился по ту сторону стекла. Этим стеклом была Рената, и с каждым ее неосторожным движением оно трескалось все больше и больше. "Была одна старуха…", — заикаясь, проговорила она. "Я — в своих кошмарах. Она сказала, что это сделала она, отравила нас всех, но…"
"Она сказала, что отравила тебя? Что еще?" — спросил он, мягче, но не менее настойчиво. "Вы рассказали Меде Фьеноле?"
Что она сказала в своем отчете? Она не могла вспомнить. "Она… там были эти… существа". Никакие усилия не могли подавить ее дрожь. "Скелетные, но без костей. Почерневшие, как обгоревшее дерево. Но она не называла себя Гаммер Линдворм. Она сказала, что ее зовут Ондракья".
"Злыдень", — прошептал он, его акцент был приправлен врасценским дымом. " Ее зовут Злыдень".
Это слово снова заставило ее вздрогнуть, но это не дало ей показать, что она уже знает его. "Кто они?"
"Чудовища. Из старых сказок. Они питаются…" Серрадо запнулся. Когда он продолжил, его голос был чисто надэжранским. "Снами. Так говорят. И в Лейсвотере была банда детей, которую возглавляла женщина по имени Ондракья. Но она не была старой, и уже пять лет как умерла".
Он встал, наполнившись неожиданной энергией. "Это все равно больше, чем у меня было раньше. Я скажу Меде Фиеноле. А пока сделай все возможное, чтобы отдохнуть".
В наступившей после его ухода тишине один-единственный вопрос эхом отдавался в костях Рен, пока Тесс наконец не озвучила его. "Могла ли она… выжить?"
Недавние события могли испариться из памяти Рен, как туман, но не старые. "Аптекарь предупредил меня, что нельзя давать больше трех капель. Я дал ей девять. Наверное, она умерла".
Мольба, которая показалась еще более слабой, когда Тесс повторила ее. "Должно быть. А разве капитан не сказал это только что? Ондракья не была старой. Может, внутри она и была ужасной старой карга, но по ее виду этого не скажешь".
Два года жизни на улице заметно состарили Иврину, и Рен видела, что происходит с людьми, пережившими тяжелую болезнь. Сам по себе яд не мог объяснить появление Ондракьи в кошмаре — но это было во сне Ажераиса, где внешняя видимость могла отражать внутреннюю реальность. "Это может быть она", — прошептала она. "А если это она…"
"Тогда ничего не поделаешь, пока ты не поправишься", — сказала Тесс, как будто на этом все и закончилось. Она обняла Рен за талию и помогла ей подняться на ноги. "Спустимся с тобой вниз, и будем молиться, чтобы у Меды Фиенолы хватило ума не только на астрологию".
Исла Пришта, Вестбридж: Киприлун 21–24
В течение следующих нескольких дней мир Тесс уменьшался, и она могла измерять его по одному колокольчику.
Вечером прибыл курьер с лекарством от Танакис и инструкциями по применению нумината. Боюсь, это будет неприятно, — говорилось в послании, — но я надеюсь, что очищение вашего тела от оставшегося пепла решит проблему".
Возможность активации нумината испугала Тесс. Она несколько раз перечитала инструкцию, понимая, что у нее есть совсем немного времени, прежде чем усиливающая сила нумината сожжет действие чистящего средства. Потом ей пришлось гоняться за Рен по кухне, чтобы заставить ее принять лекарство, потому что на какое-то время Рен увидела в ней Ондракью, пришедшую отравить ее в отместку. В каком-то смысле это было хорошо, что Рен была слабее больного котенка. В конце концов Тесс прижала ее к себе и влила тоник в горло, пока его сила не успела выветриться.
Сомнения в том, что он еще действует, исчезли сразу после этого, так как Рен безжалостно заболела. Благодаря матушке и Крону, а также здравому смыслу Джуны, в корзине, которую Тесс принесла из поместья Трементис, оказалось несколько банок с соленым костным бульоном. Но влить его и воду в Рен оказалось еще труднее, чем заставить ее выпить слабительное. Пришлось подождать, пока сестра впадет в бред, и спеть врасценскую колыбельную — одну из тех, которым Рен научилась от матери. Затем она уговаривала "маленькую Рени" выпить как можно больше отвара.
"Это для твоего же блага", — прошептала Тесс, преодолевая комок в горле. Рен свернулась калачиком на боку, вялая, как речная травинка, и уставилась стеклянными глазами в огонь. Иногда она закрывала глаза, но никогда надолго. Темнота за веками только усиливала ее беспокойство.
Слабительное не помогало, и Тесс сообщила об этом посыльному, не решаясь оставить Рен. На следующий день прибыла вторая партия. Тесс написала ответ, в котором указала Меде Фьеноле, куда та может засунуть свои лекарства, и тут же сожгла бумагу. Вместо этого она отправила лекарство обратно с лаконичной запиской: "Она не придет к вам лечиться, пока вы ее не убьете".