Маска. Стратегии идентичности
Шрифт:
Смысл вовне – Бог, «умный свет, в котором, от которого и через который разумно сияет все, что сияет разумом», смысл внутри – душа перед протоками этого света. Исповедь, как любая автокоммуникация, возвращает верующего к самому себе, оценивая себя самого с позиции Бога.
Далее он продолжал: «Меня увлекали театральные зрелища, они были полны изображениями моих несчастий. Почему человек хочет печалиться при виде горестных и трагических событий, испытать которые он сам отнюдь не желает?.. Рассказ о вымышленных событиях как бы скреб мою кожу… 59 такова была жизнь моя,
Отцы церкви видели в маске пустоту и духовную смерть. Исидор Севильский в «Этимологии» подчеркивает, что благочестие и чистота в larve, то есть «масках», не нуждается. Олицетворяющие химеры и чудовищные львиные морды на капителиях позднероманских соборов подобны огромным каменным маскам. Под масками скрывались циркачи и гистреоны, обманывая зрителей всевозможными перверсиями (мужчины скрыты под масками женщин, старость – под маской молодости, уродство – под маской красоты). «Гневные проповеди, направленные против бродячих актеров, определили еще одну важную линию в иконографии – тему Танца Смерти» 60 , духовной смерти.
59
Аврелий Августин. Исповедь. М.: Республика, 1992.
60
Ипполитов А. В. Маска маньеризма: от лжи к преображению // Маски: от мифа к карнавалу. М.: Государственный музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. С. 157.
Дискурс самого себя – заполнение поля интерсубъективности Богом. Образ себя определяется Богом через тождество и различие с ним. Исповедь как автокоммуникация напоминает собственное отражение в небесной поверхности Божественной экзистенции.
История исповеди имеет классическое продолжение. Так, «Исповедь» Ж.-Ж. Руссо вызвала бурное обсуждение общественности, переходящее в не менее бурное осуждение. Она продемонстрировала, что люди не готовы к снятию масок и откровенному прилюдному уличению, так как уличенными оказывается не только автор, но и читатель. Н. М. Карамзин пишет о Руссо: «Это плохо, когда слуги знают, что этот философ и славный человек воровал и был лакеем» 61 . Руссо в светской жизни соблюдал все условности этикета, не унижая собственного достоинства и достоинства присутствующих. «Приличьем стянутые маски», как писал И. С. Тургенев 62 , снять с себя и с другого опасались, так как это становилось неприличным (не при лице).
61
Голицын А. П. Предисловие переводчика // Собрание отрывков, взятых из нравственных и политических писателей. М., 1811. С. 4.
62
Цит. по: Манн Ю. Русская литература ХIХ века. Эпоха романтизма. М.: Аспект пресс, 2001. С. 305.
Максима 218: «Лицемерие – дань уважения добродетели, создаваемая пороком» 63 .
Обличения боялись как общественного позора, поэтому исповеди в качестве публичного обличения, вызывали недоумение: «Исповедываться, – писал Л. Н. Толстой, – выворачивать всю грязь своей души» 64 , однако, его Пьер Безухов называл «Исповедь» Руссо не просто книгой, а поступком.
У Руссо понятие греха и покаяния сменилось понятием порока и последующим раскаянием. Экзистенциальной границей становилась совесть. Д. И. Фонвизин писал: «Изобразил он себя без малейшего притворства, всю свою душу, как мерзка она не была в некоторые моменты» 65 . Такое непритворство отталкивало («мерзкая душа») и пленяло. Сам Фонвизин в конце жизни пишет «Чистосердечное признание в делах моих и помышлениях». Чистосердечное признание принимается за истинное лицо, в то время, как маски остаются порочными:
63
Ларошфуко Ф. Максимы. М.: АСТ, 2004. С. 58.
64
Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Т. 2. М.; Л., 1930. С. 343 – 346.
65
Фонвизн Д. И. Собрание сочинений. Т. 2. С. 479.
«Бес мистификаций» напоминает архаический обряд жертвоприношений, где pharmak снимал своим уходом на время коллективную агрессию. Снять маску, раскаяться оказалось моральным подвигом, в котором участвовали и окружающие, уличенные в масках: «Зачем все лгут и притворяются, когда уже все обличены этой книгой?» 67 – вопрошал Л. Н. Толстой об «Исповеди» Руссо. Обличенные и уличенные в своих пороках, писали исповеди Н. Г. Чернышевский, Н. В. Гоголь, Н. М. Карамзин. Они взывали к романтичной откровенности: «Мы хотим жить, действовать и мыслить в прозрачном стекле!» 68 . Но этот прорыв оставался экзистенциально-возвышенным только в текстах. В свете же все исполняли прежние роли в соответствии с установленными чинами.
66
Баратынский
67
Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Т. 2. С. 343 – 346.
68
Карамзин Н. М. Избранные сочинения: в 2-х т. Т. 1. М.; Л., 1964. С. 729.
Семантический ряд «маски» сопровождался «игрой», «балом», «маскарадом», «театром», а семантический ряд «лица» сопровождался «трудом» и «молитвой», «молитвой» и «трудом» 69 .
Куртуазность подразумевала театральность, о чем свидетельствует распространение в светской повседневности париков, продуманных жестов, высокомерной речи, ритуалов охоты.
Ф. де Ларошфуко 70 и Н. Макиавелли 71 критикуют регламентированное общество ХVII века за театральность, противопоставляя в своих рассуждениях мотив «лица» как естественной истинной составляющей поведения человека мотиву «маски» как искусственной и ложной. В симбиозе лжи и истины, сцены и кулис появляется маска как манера держаться в обществе.
69
Шмонин Д. В. В тени Ренессанса. Вторая схоластика в Испании. Изд-во СПбГУ, 2006.
70
Ларошфуко Ф. Максимы. М.: АСТ, 2004. С. 64.
71
Макиавелли Н. Государь. Минск: Харвест; М.: АСТ, 2000.
Максима 219: «Трудно судить, является ли ясный, искренний и честный образ действий проявлением порядочности или сметливого расчета» 72 .
С такой точки зрения, мир и человек предстают под маской ложных обличий. Исследователь культуры ХVII века Н. В. Автухович говорит, что сотворенность и искусственность мира и человека побуждает Ларошфуко использовать понятие «маски» с позиции моралиста 73 . Маска скрывает истинное лицо, и, более того, маска как артефакт, является условным языком. Мотив маски реализуется и раскрывается Ларошфуко в таких словосочетаниях, как «напустить вид», «надеть личину», «утаить», «фальшь», «уловка», связанных между собой негативным аксиологическим контекстом.
72
Ларошфуко Ф. Максимы. С. 23.
73
Автухович Н. В. Проблема «лица» и «маски» в «максимах» Ларошфуко // ХVII век в диалоге эпох и культур: материалы научной конференции. Серия Simposium. Вып. 8. СПб., 2000. С. 84 – 86.
Максима 246: «Нередко то, что кажется великодушием, зачастую оказывается замаскированным честолюбием» 74 .
Маска скрывает все доброжелательные намерения, являясь синонимом ложных ценностей – фальши и лицемерия. Человек якобы не может быть самим собой, постоянно притворяясь и подчиняясь действующим в обществе законам социальной игры. Но всегда ли подчинение тождественно притворству? Ларошфуко признает переход маски с театральных подмостков в мир повседневных практик. Маска становится характером отношений между людьми. Требовательный этикет куртуазного общества регламентировал все сегменты политического, военного, академического и обыденного мира. Ф. де Ларошфуко сравнил мир с театром, патетично еще не объявляя, что он и есть «театр».
74
Ларошфуко Ф. Максимы. М.: АСТ, 2004. С. 65.
Маска Commedia dell’arte
Н. Макиавелли в работе «Государь» дает классификацию масок правителя: шута, льва, лисицы, в соответствии с которыми правители должны выстраивать собственное поведение и тактику политической игры. Смена тактики и образа грозила крахом, поскольку выстроенные социальные ожидания народа рушились.
Максима 56: «Чтобы завоевать положение в обществе, приходится идти на все, дабы показать, что оно уже нами завоевано» 75 , в том числе на оправданную жесткость, и даже жестокость.
75
Ларошфуко Ф. Максимы. М.: АСТ, 2004. С. 23.
Аксиологический подход к изучению феномена маски выстраивает оппозиции позитивного и негативного, светлого и темного, истинного и ложного. С такой точки зрения, условно «сорвать» маску с человека возможно, как возможно узреть и настоящее, истинное в самом лице. Оценочные суждения истины/лжи, правды/неправды наделяют маску того времени негативными качествами.
Маска Commedia dell’arte
Новой формой социальной маркировки в куртуазном обществе стало рафинирование манер, появление этикета и моды, что привело к взаимокорреляции внешнего принуждения и самоконтроля относительно дозволенной в обществе меры индивидуальной экспрессии.