Маскарад любовных утех
Шрифт:
– Не знаю, что делать!
– Оля знает, что мы с тобой друг друга любим? – спросила Ксения.
– Я не обсуждаю с девочкой-подростком личную жизнь, – огрызнулся любовник.
– Кутя могла догадаться, – гнула свою линию Фролова, – и решила навредить мне. Давай рассуждать логично. Если люди умерли, поев пирожных, кого можно заподозрить в первую очередь? Того, кто приготовил эклеры, или того, кто их принес.
– Не смей делать из девочки серийную убийцу! – заорал Кутузов. – С ума сошла? Мне и так плохо. Все отдать готов, чтобы Олю преступницей не считали! Она не виновата!
– Нет,
Андрей Николаевич залпом выпил спиртное и снова наполнил бокал. В конце концов опустошил в одиночку целую бутылку и заснул.
Когда он проснулся, часы показывали обеденное время. Фроловой не было дома. Кутузов отругал себя за глупость – ему не следовало ночевать у Ксении, осторожно покинул ее особняк и никем не замеченный вернулся к себе. До сих пор Андрей никогда не терял самообладания и был крайне удивлен своим нервным срывом. Дома его встретила Тамара Федоровна и начала задавать вопросы, упрекать.
– Что сказал Константин Васильевич? Почему ты вечером не позвонил мне, не предупредил, что не приедешь? Я очень волновалась.
У Кутузова болела с похмелья голова, в желудке кошки играли в футбол, нервы не выдержали, и он заорал:
– Отстань! Отвалите все! Надоели!
Потом он грохнул дверью кабинета, рухнул на диван и заснул. Разбудил его тихий голос Тамары Федоровны.
– Дюшенька, съешь куриный бульончик.
Андрей Николаевич сел, увидел заплаканную кормилицу с тарелкой в руках. А она продолжала:
– Не волнуйся, все уладится. Скушай горячего, я тебя люблю, мой мальчик.
Кутузов неожиданно ощутил себя первоклашкой, который, принеся из школы двойку, бежит на кухню, чтобы поплакать на плече у доброй, все понимающей няни, и непроизвольно всхлипнул. Затем схватил суп и, быстро орудуя ложкой, вывалил своей Матате правду: про визит к милицейскому начальнику и его последние слова; про свои отношения с Фроловой и ночной разговор с ней; про страх за Кутю; про то, что изо всех сил прогоняет от себя мысль о виновности девочки в убийстве матери и гостей на празднике.
Николаева гладила его по голове и повторяла:
– Все утрясется, перемелется.
Минут через сорок Андрей пришел в себя, умылся и сказал Тамаре Федоровне:
– Что со мной случилось? Вел себя как баба и с тобой сейчас, и с Ксюшей вчера – плакал, глушил коньяк, жаловался. Вспомнить не могу, что нес! Надеюсь, Ксения не придала значения моему бреду. Извини, Матата.
Та прикинулась непонимающей.
– За что прощения просишь? Ты съел суп, и все.
Кутузов поцеловал ее и стал звонить Ксении. Но та не отвечала. Он вновь задергался: дома Фроловой нет, в кондитерской тоже, в кафе отвечает помощница, которая не знает, куда подевалась хозяйка.
Около семи вечера с ним соединился Константин Васильевич.
– Хорошая новость. Ольга не виновата в смерти людей на празднике.
– А ты сомневался? – окрысился Андрей Николаевич.
– Работа такая, – ответил милиционер. – Я и мать родную подозревать стану, если понадобится. Спи спокойно, у нас есть признание убийцы.
– И кто же отравил народ? – вскричал
– Ксения Фролова, – после небольшой паузы ответил Константин Васильевич. – У нее была связь с Арсением Никитиным. Банальная ситуация – любовный треугольник. И один угол решил убить другой, чтобы заполучить мужика.
– Офигеть! – заорал Кутузов, прекрасно знавший, что его любовница никогда не интересовалась мужем Риты. – Ничего себе! Ты уверен?
– Стопроцентно, – подтвердил начальник милиции. – Есть даже свидетель, который нашел в кондитерской шприц с остатками яда.
– Можешь организовать мне с Ксенией свидание? – спросил Андрей Николаевич. – Чтоб нас никто не подслушал?
– Зачем? – удивился Константин Васильевич.
– Я инвестировал большую сумму в ее новый проект, – живо нашел причину Кутузов. – Фролова собиралась заведение в Москве открывать, а теперь она под следствием, и плакали мои деньги. Надо, чтобы она кое-какие документы подписала, тогда я все верну. Тебе за помощь процент отсчитаю.
– О’кей, – согласился милиционер. – Сегодня ночью в час прикатывай в отделение.
– Нет, – возразил Кутузов, – там дежурный сидит. Привези ее на шоссе на девяносто первый километр.
– И как я это сделаю? – опешил Константин Васильевич. – Она ведь задержана, в камере сидит.
– Хочешь новую иномарку? – спросил Андрей Николаевич. – Ты ее получишь. Думай над проблемой.
Начальник отделения крякнул, но к назначенному времени доставил Фролову на место. Андрей пересадил Ксению в свою машину, запер двери, включил радио и налетел на любовницу:
– Офигела? Не было ведь у тебя ничего с Никитиным! Какой такой свидетель появился?
Фролова спокойно ответила:
– Это парень, который помогал мне в кондитерской. Женя студент, ему деньги нужны, за не очень большую сумму он согласился сказать то, что я попросила.
– Ты дура? – обомлел Кутузов. – Решила себя утопить?
Ксения вскинула подбородок.
– Я очень тебя люблю и готова на все, чтобы ты был счастлив. Давай будем откровенны: и ты, и я понимаем, что пирожные отравила Кутя – именно она принесла на стол коробку, взяв ее из холодильника, куда запрещено залезать.
– Зачем ей лишать этих людей жизни? – заорал Кутузов.
Кондитерша пожала плечами.
– Прости, Андрюша, ты ее любишь, поэтому не понимаешь, что психически девочка не совсем здорова. Она убегала из дома, вела себя странно, смерть ее матери произошла при непонятных обстоятельствах.
– Жена выбросилась из окна, – впервые сказал любовнице правду Кутузов, – Кутя в тот момент находилась дома в детской.
– Ты присутствовал при этом? Видел, как все произошло? – прищурилась Ксения. – Ах, нет… Нет? Андрюша, посмотри правде в глаза. Кутя больна, ей необходима помощь, а в тюрьме она ее не получит. Я люблю тебя, хочу провести с тобой жизнь, стать мамой Кути. А как поступает мать, когда дитя в опасности? Она его спасает любой ценой. Не знаю, почему Оля решила всех отравить, мне ее мотив неинтересен. Важно другое: я должна ее спасти. И я это сделала. Отправь дочь к психиатру, девочку вылечат, я отсижу срок, выйду на волю и…