Маскарад любви
Шрифт:
Он внимательно проследил за изменением выражения глаз своей собеседницы, чтобы понять, дошло ли до ее сознания сказанное им. Теперь он и сам нахмурился, словно ее однозначная реакция нарушала какой-то установленный им внутренний баланс.
– А что будет с Блэквудом? – Голос Дорис напомнил шелест легкого ветерка.
– Учитывая настроение сидящей рядом со мной его обитательницы, не знаю, что вам ответить, дорогая. А вы-то как думаете? – Эту фразу он произнес медленно, растягивая и смакуя слова.
В широко раскрывшихся глазах Дорис сверкнул протест.
– Патрик любит Блэквуд… Несколько
Брюс предлагает совершить настоящее жертвоприношение, подумала она. Патрик не сможет расстаться с Блэквудом – это его родной дом.
– Дорогая, – откуда-то издалека прозвучал голос Брюса, – зачем вы с таким надрывом произносите слова «душа», «дом»? Ведь и вы, и я отлично понимаем, что оба понятия чужды вам по самой своей сути, – Тут он громко хрустнул длинными сухими пальцами. – Патрик не откажется от сделанного ему предложения из-за какого-то дома. Он весь устремлен в будущее, свое будущее.
– Да вам-то откуда все это известно?
Квадратная челюсть Брюса выдвинулась вперед, губы превратились в две узкие полоски, из-за чего рот стая похожим на щель.
– Интересно, о чьих это родовых корнях мы тут рассуждаем. Что-то я не вижу циркуляции голубой крови в ваших очаровательных венах. Между прочим, может быть, вас это удивит, но я лично вырос в доме, не сильно отличающемся от Блэквуда.
– Так и катитесь туда! – Дорис понимала, что ведет себя недостойно, ей самой был противен ее голос, наполненный злобой. Но сдержать себя она просто не могла.
– Ах, если бы это было возможно! – Он холодно парировал ее выпад. Зеленые глаза смотрели на нее с такой откровенной враждебностью, что Дорис даже вздрогнула, но взгляд отводить не стала.
– Учтите, если Патрик не воспользуется этим шансом, его всегда будет грызть мысль, что ключ к главному успеху в жизни был у него в руках. А подобная навязчивая идея способна вывести из себя и более уравновешенного человека. – Брюс говорил, как бы размышляя вслух. – И опять же Патрик станет искать рано или поздно козла отпущения за свое поражение. Сейчас ваше очарование и ослепительная улыбка убеждают его в том, что лучше мачехи просто не бывает. Но потом… – он даже причмокнул от удовольствия, представив себе это «потом», – потом он поймет, что это вы были главным препятствием на его пути к благополучию… Надеюсь, такие соображения могут поколебать вашу твердокаменную позицию. – Брюс даже не считал нужным скрыть издевку в голосе. – Вы женщина сообразительная и уже, наверное, поняли, что в описанной мной ситуации ваши оправдания задним числом останутся гласом вопиющего в пустыне. Был бы я попрямолинейнее, то с самого начала открыто заявил, что такой маленький социальный паразит, как вы, вообще не может отвечать за разрушение чьего-либо родового гнезда, потому что не обладает присущими нормальному человеку эмоциями. – Зеленые глаза метали молнии, Брюс с треском поставил стакан на ни в чем не повинный стол. – Когда дело касается таких особ, как вы, не могу заставить себя
Даже не догадываясь, Брюс ударил ее по самому больному месту. Дорис не раз задумывалась над секретом ее неравного брака с Дейвидом. Взял ли он ее в жены, если бы не знал, что жить ему остается совсем недолго? А впрочем, осознавал ли он, сколько, собственно, ему отведено времени на этом свете?
– Два года жизни с благородным человеком стоят целой жизни с подобным вам. – Брюс не понимал ее запальчивости, а она продолжила с пафосом: – Честное слово, я предпочла бы пожизненное заключение в камере с дьяволом совместной жизни с таким прожженным циником и негодяем, как вы. Такие типы недолжны произносить святое слово «любовь»!
При этих словах он разразился смехом, похожим на хруст раздавливаемого стекла.
– Любовь – это выдумка, кость, которую бросают толпе, чтобы отвлечь плебеев от более серьезных размышлений.
Брюс опять хрустнул длинными пальцами загорелых рук и окинул ее странным отстраненным взглядом.
– У меня нет сомнений в том, что, завершив этап великой любви к старику Леноксу, вы сохранили достаточно энергии, чтобы выдавить из него все возможные блага, какие он только мог вам предоставить. Не секрет, что Дейвид был достаточно богат. Потом денежки каким-то образом улетучились. Интересно узнать, куда они подевались?
Дорис просто затрясло от возмущения. Это ее-то он обвиняет в том, что она промотала состояние Дейвида! Будь он жив, он защитил бы ее! В ее муже было так сильно стремление любой ценой выжить: диеты, лекарства, всевозможные знахарские снадобья – все шло в дело. Он каждый раз с надеждой начинал очередной курс и бросал его, убедившись в бесперспективности и этого вида лечения.
Последней попыткой стала поездка в Мексику, где в одной из клиник пообещали совершить чудо. Поездка стоила огромных денег, но уже с первых дней стало ясно, что это пустой номер. Дейву становилось все хуже, и Дорис настояла на том, чтобы прервать лечение.
– А что же вы хотите, – произнесла она задиристо. – Молодой женщине приходится задумываться о собственном будущем. Особенно в такой ситуации, как моя. – В ней кипела злость, глаза лихорадочно блестели. – Вы ведь сами захотите напомнить мне, что прелести мои имеют временной предел и в скором времени я увяну.
Он понял ее выпад по-своему: она не прочь получить плату за определенные услуги. На лице Брюса отразилось неприкрытое отвращение.
А она продолжала свой странный розыгрыш, подначивая его все больше.
– Я вас заинтересовала, не так ли? А хватит ли у вас средств, мой милый? – Ее голос звучал до отвратительности сладко, словно она решила довести собеседника до белого каления, умышленно подтверждая его самые скверные подозрения.
– Ну что ж, я достаточно богат, – произнес он, еле сдерживая внутреннее раздражение, вызванное этой, по его мнению, маленькой глумливой тварью.
Казалось, Брюс получал какое-то извращенное удовлетворение, укрепляясь в сознании того, что она дрянь, эгоистка, лишенная каких-либо моральных устоев, готовая расплачиваться собственным телом за достижение главной цели своей жизни – деньги любой ценой и как можно больше.