Маскарад
Шрифт:
Всю жизнь Аретти делал зеркала, как и его отец, дед и прадед. И мастер искренне любил блестящие переливы амальгамы, любил причудливую игру света и отражений. Но сейчас, глядя на задрожавшее пламя свечей, Аретти впервые подумал, что зеркала отвратительны.
Они же всегда врут…
Прижавшись к стене, Бруно пытался успокоить расшалившееся сердце. Кадык дергался при каждом вдохе. Страх накатил волной и отступил, но не прошел бесследно. И начавшаяся икота была меньшей из проблем. Даже не сравнить со штанами.
В
Возьми себя в руки, приказал себе мальчишка. Та, на кого ты подумал, не стала бы стучаться. Для Нее и самые прочные стены не преграда… Но как похожа! Белое лицо и огромные пустые глазницы, черный плащ с капюшоном… В первые мгновения Бруно и впрямь поверил, что в дом явилась Синьора Смерть.
Однако Синьора Смерть была дамой высокой: на то и смерть, чтобы на всех глядеть сверху вниз. А тому, кто стоял за дверью, пришлось бы воспользоваться лесенкой, чтобы посмотреть свысока. Ростом он был по пояс взрослому человеку. Ребенок, а скорее — карлик… А лицо, которое Бруно принял за череп — обыкновенная маска. Белая клювастая морда, известная как «доктор чумы» — раньше подобные птичьи маски носили врачи.
Бруно заставил себя усмехнуться. Во дает, испугался карлика в маске! В любом другом городе такое можно простить. Но в Венеции! В городе, где каждый второй житель никогда не снимает бауты, а карлики в почете при любом уважаемом палаццо… Как мавров в Африке пугаться!
Мальчишка вернулся к двери и выглянул в окошко. Так и есть — карлик в маске! От сердца отлегло.
Обычно в маске «доктора чумы» человек походил на аиста, тощего и нескладного. Но из-за роста карлик выглядел скорее как северная птица гагара. Очень сердитая гагара. Он подпрыгивал на месте и колотил по двери тростью с блестящим набалдашником.
— Синьор? — позвал Бруно. — Чем могу… ик… быть полезен, синьор?
Птичий клюв повернулся к мальчишке. Глазницы маски закрывали круглые черные стекла, блестящие от воды; тяжелый плащ трепыхался под порывами ветра.
— Наконец-то! — голос карлика напоминал скрип ржавых дверных петель. — Я думал, меня хотят утопить!
— Утопить, синьор? — растерялся Бруно и тут же понял, в чем дело. — О!
Не зря звонил колокол на кампанелле: море пришло на улицы Мурано. Вода быстро прибывала; скоро передвигаться по городу можно будет только на лодке или на ходулях. Ни того, ни другого у карлика не было. Он рехнулся, выходить во время наводнения на улицу? Да первая же волна скроет его с головой!
— Простите, синьор! — затараторил Бруно. — Я сейчас…
Мальчишка загремел засовами. Едва дверь приоткрылась, карлик протиснулся в дом, отодвинув Бруно тростью. Следом за ним хлынул поток холодной соленой воды. Бруно глазом не успел моргнуть, как оказался с насквозь мокрыми ногами.
— Уф… — выдохнул Бруно. — Ну и погодка сегодня… Того и гляди, снег пойдет.
— Да.
Карлик остановился на ступенях лестницы, ведущей в мастерскую, кривой клюв покачивался напротив лица Бруно. В черных стеклах
— Это дом Пьетро Аретти? — проскрипел карлик. — Мастера зеркал?
— Да, — закивал Бруно. — А вы, синьор… ик… случаем, не лекарь?
Карлик помедлил с ответом. Клюв маски склонился к земле.
— Можно сказать и так.
Бруно передернуло. Что за голос! Как гвоздем по стеклу… Отблески желтого света из мастерской вспыхнули в черных очках — точно в глубине глаз полыхнуло настоящее пламя. Бруно едва удержался, чтобы не перекреститься.
Мальчишка поджал губы. Все в порядке, это лекарь. Он пришел, чтобы помочь…
На Мурано, правда, отродясь не было лекарей-карликов, но Бруно быстро решил эту задачку. Лекарь-карлик наверняка есть у дожа. Вот тот и послал его к Аретти — дож ценил и уважал мастера. Как бы нелепо не звучало подобное предположение, Бруно заставил себя в него поверить. Нутром почувствовал — так будет безопаснее.
— Ик… Он очень плох, синьор. У него жар… Боюсь, если ему не помочь, он может и умереть…
— Как жалко, — сказал карлик.
Под тяжелой меховой накидкой мастер Аретти сжал ребристую рукоять стилета. Оружие истинного венецианца: трехгранный клинок, острый как змеиное жало. Но тяжесть кинжала не успокаивала. Какой толк от оружия, когда враги — лишь тени в зеркалах?
В глубине амальгамы Аретти различал расплывчатые человеческие фигуры. Говорят, зеркала ничего не забывают: все, что когда-либо в них отразилось, остается в них навечно. А еще говорят, они похищают души. И если долго смотреться в зеркало, можно лишиться рассудка.
Аретти не верил этим россказням. Что такое зеркало? Тонкая пленка ртутного серебра на стекле и за ней ничего нет. Нет никаких теней и туманных фигур, они ему только мерещатся. Видать, от холода его разум совсем помутился. Нужно больше света, больше свечей!
Тени стали ближе. Еще немного и…
— Синьор! — послышался писклявый голосок подмастерья.
Аретти без сил откинулся на деревянную спинку кресла.
— Где ты шлялся, diavoleto? Я же сказал принести свечей!
Мальчик топтался у двери. Аретти едва разглядел его лицо. Рядом с Бруно маячило невысокое существо — черное, с белой головой и длинным клювом.
— Синьор, — Бруно склонил голову. — К вам посетители, синьор…
— Кого ты притащил, гадкий мальчишка? — Аретти прищурился. — Это гагара? Вышвырни ее на улицу. Здесь не зверинец.
«Гагара» издала странный скрипучий звук.
— Это лекарь, — поспешил сказать Бруно.
— Неужели? Не мелковат ли он для лекаря?
Аретти наклонился вперед, разглядывая посетителя. Белые пятна сложились в маску «доктора чумы».
— Меня зовут Коппелиус, — представился гость.
— А… — протянул Аретти. — Я слышал о тебе… Бруно!
— Да, синьор?
— Бруно… Тебе надо навестить батюшку.
— Синьор? — мальчишка растерялся. — Прямо сейчас?