Маски времени
Шрифт:
Джек абсолютно не подозревал о муках своей жены. Его увлечение Вонаном абсолютно не позволяло замечать, что творится вокруг. Уединенный образ жизни не предоставлял Джеку возможности завести новых друзей, да и со старыми он редко общался. И он принял Вонана подобно одинокому мальчику, радующемуся новому гостю. Они вели бесконечные беседы. Джек рассказывал о своей работе в университете, объяснял, почему он оттуда ушел, он даже сводил Вонана к тайнику, где я не бывал, и показал рукопись, которую я не видел. Даже касаясь интимных вопросов, Джек говорил так легко и откровенно, словно ребенок, показывающий свои игрушки. Он отчаянно пытался привлечь внимание
Но Джеку ничего не удалось узнать от Вонана. И я, по своей слепоте, об этом даже не подозревал.
Как я мог просмотреть? Как я мог не заметить, каким ошеломленным и смущенным был Джек? Как я мог не замечать, что, встречаясь взглядом со мной или Ширли, на его щеках появлялись красные пятна? Даже видя, как Вонан клал свою гладкую руку на плечо Джека, я ни о чем не подозревал.
Мы с Ширли проводили вместе больше времени, чем когда бы то ни было раньше, поскольку Джек и Вонан постоянно обособлялись. Я не пытался воспользоваться такой возможностью. Мы лежали бок о бок, но разговаривали мало. Ширли была такой замкнутой и натянутой, что я просто не знал, что ей сказать. Поэтому я молчал. Осень полностью властвовала над Аризоной. Тепло из Мексики переместилось к нам. Кожа Ширли напоминала бронзу. Моя усталость прошла. Несколько раз Ширли пыталась заговорить, но слова замирали на ее губах. Напряжение нарастало, я чувствовал назревавшую беду — так можно предчувствовать летнюю грозу. Но я не знал, чего стоило бояться. Закутанный в тепло, замечая некоторые признаки катаклизма, истинность ситуации я понял, когда все произошло.
Это случилось на двенадцатый день пребывания в Аризоне. Несмотря на короткие дни, бьшо тепло не по сезону. Солнце напоминало сверкавшее око, на которое было невозможно смотреть. Я вообще не мог находиться на улице. Я извинился перед Ширли — Джек и Вонан где-то бродили — и ушел в свою комнату. Закрывая окно, я остановился, чтобы поглядеть на Ширли. Она лежала на веранде, прикрыв глаза, согнув одну ногу. Ее грудь равномерно поднималась и опускалась. Ее кожа блестела от пота. Она являла собой само спокойствие, но, увидев ее сжатую в кулак руку, я понял, что она пыталась подавить в себе желание.
Я задернул штору на окне и растянулся на кровати. Внутри было прохладно. Скорее всего, я задремал. Услышав за дверью какие-то звуки, я быстро открыл глаза и сел.
В комнату ворвалась Ширли. Она была похожа на дикого зверя: глаза широко раскрыты от ужаса, губы дрожали, грудь тяжело вздымалась. Пот ручьями стекал по ее телу.
— Лео… — проговорила она с надрывом. — О боже, Лео!
— Что? Что случилось?
Она пересекла комнату и почти коснулась коленом моих половых органов. Ее губы беспрестанно шевелились, но она не могла произнести ни слова.
— Ширли!
— Да, — пробормотала она. — Да. Джек… Вонан… О, Лео! Я была права. Я не хотела этому верить, но я была права. Я видела их! Я видела их!
— Что ты имеешь в виду?
— Подошло время второго завтрака, — сказала она, пытаясь взять себя в руки. — Я проснулась на веранде и отправилась искать их. Они были в мастерской Джека, как обычно. На стук никто не ответил, я открыла дверь и сразу же поняла, почему на
Ее голос перешел в крик. Она бросилась, отчаянно рыдая, мне на грудь. Ее грудь уперлась в мою прохладную кожу. В одну секунду я представил, что произошло, осознав всю свою глупость, коварство Вонана и Джека. Я представил, как Вонан использовал Джека, как какое-то гигантское беспозвоночное животное. Мне некогда было раздумывать. В моих руках была Ширли, сотрясавшаяся от рыданий и обнаженная. Я покрепче прижал ее к себе, пытаясь успокоить и защитить от коварного мира. Но эти объятия, так непроизвольно предложенные мной, перешли в нечто другое. Я уже не мог контролировать себя. Она не сопротивлялась, а даже обрадовалась, приняв меня с облегчением, а может быть, из мести. Мое тело прижалось к ней, и мы опустились на подушки.
Глава 17
Несколько часов спустя я попросил Кларика забрать меня и Вонана. Я никому не стал ничего объяснять. Я просто сказал, что необходимо уехать. Не было никаких прощаний. Мы просто упаковали вещи, оделись, и я повез Вонана в Таксон, где нас подобрали люди Кларика.
Оглядываясь назад, я понимаю, насколько паническим было мое бегство. Может быть, мне следовало остаться с ними. Но что-то подсказывало мне, что надо уехать. Нас душило чувство вины и чувство стыда. То, что произошло между Вонаном и Джеком, то, что произошло между мной и Ширли, было катастрофой, так же как и то, что не произошло между Ширли и Вонаном. Я вел себя, подобно змею, пригретому на груди. В самый критический момент я не сумел подавить своих желаний, после чего просто сбежал. Во всем был виноват один я. За все нес ответственность я сам.
Наверное, я больше никогда их не увижу.
Подобно человеку, наткнувшемуся на пожелтевшие письма очень дорогого человека, я чувствовал, что мое знание их секрета упало, как меч, между ними и мной. Могло ли все измениться?
Спустя два месяца эта история представляется мне в другом свете. Мы все одновременно выглядели слабыми и отвратительными. Мы трое напоминали щенков, встретившихся по прихоти Вонана. Нас могла объединить эта моральная неустойчивость. Хотя я не знаю. Зато я знаю, наверняка, что все, объединявшее Джека и Ширли, было разрушено.
Передо мной проплывают лица: пылавшая и обезумевшая от охватившей ее страсти Ширли с закрытыми глазами и приоткрытым ртом. Потом ослабевшая и угрюмая Ширли, уползавшая от меня, подобно обиженному животному. Вышедший из мастерской бледный и удивленный Джек, словно жертва изнасилования, которая теперь осторожно ступала по миру, который казался ей нереальным. И довольный содеянным Вонан, который еще больше обрадовался, узнав, что произошло между мной и Ширли. Я не мог даже злиться на него. Он затаился, словно хищный зверь и ничего не отрицал. Он обманул Ширли не из-за избытка условностей, а просто искал новых развлечений.
Я ничего не сказал Кларику. Он знал, что в Аризоне произошло какое-то несчастье, но деталей не знал, да и не требовал. Мы встретились в Финикии, куда он прилетел из Вашингтона, как только получил мое сообщение. Он сказал, что мы должны быть в Каракасе во вторник.
— Я выхожу из игры, — сказал я. — Я сыт Вонаном по горло. Санди, я ухожу из комиссии.
— Не делай этого.
— Я должен это сделать. Это личное дело. Я отдал тебе почти год жизни, и теперь собираю осколки своей жизни.