Маски
Шрифт:
И веялись иней в синие тени.
И – замерли: великолепное блестение серого камня из дряни заборной.
И блески сблисталися.
– Дас-с!
Глаз, как быстрый маяк, из-за века открыл на нее; и понесся из тени: на блески.
– Я сделал открытие!
И – глаз: погас.
– Вы?
И беличье что-то в ней дернулось:
– Где и когда?
Он надулся усами и ей не ответил.
Она закусила свой ротик; и стало ей горько: зачем он таится:
– Я – не понимаю!
Ее посерело лицо: от усилий
– Я уже!
– Что?
– Сказал-с!
И – расставила ноги; и – рот растянулся:
– Про что?
– Про открытие.
Сосредоточенно выслушала:
– Вы сказали тогда Синепапичу, что никакого открытия нет, а теперь говорите, что есть: как же так?
– Оно – сделано-с; но-с… Мне открылось, – так и посмотрел, будто глазом зажечь хотел снег.
– Оно – вздор-с!
– В каком смысле?
Нос – в ноги:
– Ну, – ясное дело: открытия вроде как нет!
И пошел, давя снег, как на гору; и шубу тащил за собою по снегу; из меха морозом нащипанный нос вылезал.
Ее гневное личико, точно на крыльях: на плещущих мехом наушниках, – дернулось.
Он повернулся к ней, точно из сна:
– Что вы это? Я – так-с.
И уставился в сон, расстилавшийся инеем; иней от доха слетал.
Выражение гневное свеялось, будто слетающий иней; и отсвет улыбки явился в лице: это просто – шарада.
– Герон, – и серебряная борода появилась из меха, – писал свои дроби, лепта, – гладил бороду, – буквой со знаком.
Уловка: укрыть настоящую мысль; он, как с мышкой, играл:
– Так: две пятых писалося: «бэта», – два-с – черточка.
В синие тени плыла его шуба.
– А «эпсилон» [107] , – выставил нос, – пять, две черточки-с: знак знаменателя, – ясное дело.
Локтями прижавшись к бокам, распахнулся мехами клокастыми; и на усах, как стожары; и – млечная, вся, борода. Взяв за руку ее,
показав ей, как прйзорочит —
– там —
– цветами из света: сквозными и розовыми, как миндаль!
107
эпсилон – греческая буква.
Показал ей на сон бирюзовый
С любопытством вгляделся: вон – черные валенки; серо-зеленый армяк; мех – с отжелчиной; морда – безглазая: кучею меха на морду он двинулся через нацоки ледышек.
И прыгнувши, грохнулся носом и ботиками, как тяжелая кукла:
– Вы, – что-с?
Человечек – вскочил.
Серафима – кузнечиком прыгнула.
Ус – из мехов; из усов нос, мортирою выстрелив, точно в кусты, сел в усы; и усы ушли в мех:
– Это – хмарь!
Рогом котиковым на сосулечник, через блещак, стал от-рустывать; но под серебряной крышею, бросившей яхонты, встал:
– Хмарь:
Помнил: —
– стояли жары; липы зыбились в дымке; их лист – замусоленный; кто-то таился за листьями; взглядом поймал – человечка, который себя догонял на обоях его каби-нетика: черно-зеленый и желтый, —
– с обой убежал!
Серафима же силилась высмыслить:
– Хмарь – аллегория?
– Хмарь, – он впечатлял морщиною, – дачное место такое, где жили мы с Наденькой; коли направо идти, будет лес, а налево – зеленое поле под серою пылью; там желтые тучищи; пыль-с, буерачники; там оборванцы ютились; и – тропка оттуда вела.
Он прошел этой тропкою:
– Моль-с!
Серафима же думала, что аллегории.
– Что вы, профессор?
Ударами ботиков закосолапил:
– Оттуда гонялись за мной!
– Кто?
– Да он, человечек: с собой; а его растереть между пальцами: моль-с желтоватая!
– Вы объяснитесь, профессор!
– Ну-ну-с: ничего-с… Заведем нафталин.
Возмущалась на эти шарады глазами, огромными, синими, ротик зажавши с достоинством горьким; и серыми ботиками за ним топала; и не вникала; берег ее: —
– девочка-с! Как ей сказать, —
– что ходил он дорогой, которой никто не ходил?
Ровно несся по снегу, блаженным пространством дыша; он, дорогою страхов пройдя, не боялся.
И – там: —
– синева отдаленных домовых квадратов – совсем голубая; как в паре опаловом; розово-желтыми персиками пронежнел – красный дом; тот, вишневый, – вино; а этот, беленький, – розовый воздух невидимый.
Он ей сказал, точно светом облещивал:
– Не обращайте внимания, – в корне сказать… Я тут, – ясное дело, – шучу!
Изумлялись: —
– вершина сосны, схватясь ветками в облако, розово вспухшее, свесилась каре-янтарного, ставшего ясным, ствола; ствол сосновый, вот этот, как смолотый кофе; и карий, и красный; березовый ствол, как коралл; —
– дом, —
– лимон, —
– апельсиновый!
Сделал рукою с достоинством ей пригласительный жест:
– Ну-с, – мы завтра отправимся с вами: ко мне-с!
Красным носом – к земле, точно знак подавая стоящим в низине:
– За томиком Клейна… Там в томике, – листики, кое-какие мне нужные: для вычисления.
Заговорил в первый раз с ней о доме своем; шарчил в черч ветвей – на прозор заревой: через розовый иней.
Как шапки миндальных цветов, возникала за дальними купами купа лесная; и лес над лесочком висел, точно в небе, —
– дымеющим облаком!
Медленно шел под деревья, с которых свевались охапками иней, – на бирюзу; и – на облачко, облачко срезавши шапкой; и – шапкой означился: в розовом фоне забо-Рика.
Тер-Препопанц
Огнецовой блесной стали тяжести красочных линий; поскрипывал стол: